и мистика. Сейчас пишу о писателе, который отправился в глухую деревню, чтобы спокойно закончить роман, и с ним начинают приключаться всякие мистические и странные события.
– А! Рекурсия! – хлопнул в ладоши Андрюха. – Претенциозно, конечно. А тот писатель, в свою очередь пишет о том, как другой писатель приехал на отшиб, чтобы закончить свой роман?
– Нет. Тот писатель описывает историю темнокожего парня – шамана, который воевал в гражданской войне США тысяча восемьсот шестьдесят первого года, на стороне конфедерации.
– Ты же русский человек. Зачем пишешь про Америку, если тама не был? Пиши про наших. Красных и белых. Я считаю, что писать про то, чего не видел – глупо. Врач – пишет записки врача. Мент – записки мента. Вояка – военную сатиру. А у нас всё перемешалось. Русские пишут об Америке, маменькины сынки – о гангстерах и бандах, девочки, что живого хера в глаза не видели – эротические романы.
– Книга, не просто описывает события. Она описывает мнение автора о тех или иных событиях. Если следовать твоей логике, то у нас в мире не было бы фантастики, саг о далеком космосе и будущем. Не было бы фэнтези о вампирах, эльфах, гномах и чудовищах. – встал я на защиту Антона.
– Почему? Чудовища, в отличии от киборгов и всяких воинственных роботов, существуют. – на этой ноте Андрей замолчал. Я так и не смог понять говорил он на полном серьёзе или пошутил, но тему он сразу переменил.
Мы подошли к будущему жилищу Антона. Это была лачуга. Некогда белые стены. Зеленые ставни, затянутые паутиной. Окна лежали на земле, так, что, если захочешь открыть ставни – придётся поработать лопатой Порог вместе с лестницей ушёл в мягкий грунт. Пока мы шли, я видел дома ушедшие под почву почти до самой крыши. Этот был ещё ничего. Покосившийся некрашеный забор, калитка с ржавым шпингалетом. Деревенский сортир. Двор зарос бурьяном и сорняком, доходившим почти до берда. Внутри было просторно, влажно и пахло плесенью. Но полы были подметены. Дом был просторный. Выбеленная печка, маленький столик на котором стояли деревянные стулья, ножками кверху. Старенький советский диванчик, даже не драный. Железные койки, какие бывают в госпиталях и казармах, застеленные армейскими клетчатыми одеялами и каким-то цветным ситцевым бельем. Дом был подготовлен к новому жильцу.
– Это дом моей бабки. Она померла давно. Но не на диване, не ссы. В огород вышла, за курями убрать и удар её хватанул.
– Соболезную.
– Не. Благодарю! Дожила до восьмидесяти. В уме была. Варенья-соленья закатывала, сэм гнала. Сама в доме прибиралась, хлеб пекла, курей держала. Во время войны на заводе в Москве работала. Добрая была. Мать меня гоняла метлой по всей деревне, за двойки. А бабка защищала. Достойная смерть, достойного человека. Некоторые лежат. Страдают. Под себя, прости господи, серут и ссут. Нечистую силу своей болью кормят. А если человек зла в душе не таил и доброту свою делил со всеми, ему и помирать легко. Ну так, о чём я. Колодец на три дома ниже. Вёдра в подполе. Баньки нет. Посудка чистая в шкафу. Розетка рабочая только на кухне. В шкафу удлинитель
