улыбке и с бесноватым огнем в глазах, всем своим видом старательно демонстрировала, как ей повезло, что именно сегодня ответственным врачом дежурит «лучшая из лучших» – Катерина Аркадьевна Шереметина. И понеслось. Ах, как она высоко ценит не только профессиональные, но и те человеческие качества, которые присущи только ей, Катерине. Те же «мелочные недоразумения», которые были между ними, это всего лишь недоразумения, и они «выеденного яйца не стоят», и вообще – даже если что‑то и было, то все в далеком прошлом, а кто старое помянет, тому глаз вон, они же все одна дружная семья. Жарким полуинтимным шепотом Людмила долго и нудно, перемежая свою речь льстивыми эпитетами доказывала, что родоразрешение девицы из второй палаты должно состояться именно сегодня.
– Люда, у меня к тебе три вопроса, – Катя холодно смотрела куда‑то поверх головы заведующей дородовым, потому что один вид ярких синих теней под блондинистой челкой и лихорадочный блеск глаз на искаженном нездоровым возбуждением лице вызывал у нее острую нехватку воздуха. – Первый: каким образом ты собираешься ее родоразрешать, учитывая, что у этой абсолютно здоровой девочки срок беременности чуть больше тридцати шести недель? Соответственно, к родам она не готова, так же как и ее ребенок, значит, только кесарево, тогда вопрос второй. За что и по каким показаниям ты пойдешь ее оперировать? И третий: кто будет оформлять историю родов? Ведь у тебя с ними, как я понимаю, нет официального договора на роды, и ты не являешься их индивидуальным врачом.
– Катя, ну мы же взрослые люди, неужели не договоримся? – Людмила двусмысленно закатила глаза. – Или мне звонить главному? Ты же не первый день работаешь и прекрасно знаешь, что здесь быстро теряют интерес к несогласным идти навстречу, а твое положение в роддоме и так весьма неустойчиво. Ну и?
– Звони главному, – произнесла Катя и, развернувшись, пошла в первую палату, откуда доносился хрипловатый голос Евгении Анатольевны, настойчиво призывавший кого‑то тужиться. Потом приехал главный, и они вместе с Людмилой сходили в операционную и достали незрелого ребенка, который никак не хотел кричать. Педиатры неинтеллигентно и от всей души, склоняя по матери всех и вся, яростно бились за его жизнь. Завершилось все предсказуемо – был выставлен диагноз «преждевременные роды», и с синдромом дыхательных расстройств малыша перевели в детскую больницу. Когда кто‑то из бригады спросил, чем была вызвана такая срочность, ему на полном серьезе ответили – «гороскоп»: если ребенок этого «статусного» папы выживет, то по гороскопу ему суждено стать великим человеком, так расположились звезды. Это ни у кого не вызвало ни удивления, ни возмущения, здесь бывало и не такое. Главный после операции вместе с Людмилой уединились в его кабинете и в четыре руки ваяли историю родов, потом тихо, ни с кем не попрощавшись, уехали, и никто из бригады по этому поводу не расстроился. Утро Катерина с Верой Васильевной встретили
