и темный. Стоит стол, на котором ничего нет, даже телефона или листа бумаги. Высокая кушетка, покрытая белой простыней, книжная полка и два коричневых стула, приехавших прямиком из семидесятых. На стене – плакат с изображением человеческого скелета. Всё. В центре внимания ее кардиган.
– Вы только что переехали? – спрашивает доктор Чарльзуорт у мамы, садясь в кресло. – Мы не нашли вашу карту. Ее пришлют?
– А, да, я организую это. – Мама ведет себя странно. Сжатые руки на коленях, спина прямая, нервная улыбка – будто она на экзамене.
– В регистратуре мне дали кое-какую информацию. Вы пришли поговорить о Саманте?
Мама кивает слишком старательно.
– Да, доктор. Об ее экземе.
Доктор Чарльзуорт поворачивается ко мне.
– Это Саманта?
Тупица. А кого бы еще мама привела с собой?
– Да, – говорит мама. Затем выразительно добавляет: – У нее очень серьезная экзема, доктор. Очень серьезная.
Доктор Чарльзуорт встает и подходит к моему стулу.
– Закатайте рукава, пожалуйста.
Я закатываю рукава. Она наклоняется. На кончике носа заляпанные очки в золотой оправе. От нее пахнет чем-то похожим на средство, которым мама чистит ванну.
– Думаю, лучше ей снять одежду, чтобы я ее осмотрела. Вы не против, миссис Бэклер?
Не против ли мама?! А как насчет меня? Я что, фигурка из картона?
– Я забыла сказать, миссис Бэклер. У нас сейчас работает стажер, его зовут доктор Трэвис. Вы не будете возражать, если я его позову?
Она сказала его? Это мужчина?
– Нет, конечно. Всё в порядке, – говорит мама. – Только так они смогут стать настоящими врачами. По учебникам ведь толком не научишься, верно?
Доктор Чарльзуорт указывает на сложенную тонкую рубашку на смотровом столе.
– Пусть ваша дочь разденется и наденет эту рубашку. Я вернусь через минуту.
Как только она закрывает за собой дверь, я шиплю:
– Я не хочу, чтобы какой-то мужчина на меня смотрел!
Я складываю руки на груди. В том месте особенно не на что смотреть, но всё равно!
– О, ради бога! Он не какой-то. Он врач. Он всё время смотрит на обнаженных людей. Он хочет посмотреть на твою кожу, а не на задницу!
Она стягивает мою кофту.
– Поторопись!
– Я могу сама!
– Чего ты ждешь? Они вернутся с минуты на минуту.
Я рисую пальцем круг в воздухе.
– О, ради всего святого! – фыркает мама, отворачиваясь. – Будто я тебя никогда не видела. Я вытирала твою попу, когда ты была младенцем, если ты забыла.
Я снимаю одежду и бросаю ее на пол у кушетки. Заворачиваюсь в рубашку, завязываю ее и пытаюсь залезть на кушетку. Почему их делают такими высокими? Где тут лестница? Из-за такой высоты
