вода и салаты. Вскоре принесли остальное.
Расправившись с крабом и принимаясь за мидий, Роуз сообщила:
– Родители приглашают нас на воскресенье. Надеюсь, ты не против, дорогой?
– Ты знаешь, что против, нечего и спрашивать, – хмуро ответил он.
– Нет, это невозможно!
Роуз забыла о мидиях, вытерла рот салфеткой и раздраженно отбросила ее.
– Почему ты не любишь моего отца?
– Он тоже не испытывает ко мне симпатии, но при этом каждый раз намекает, что нам с тобой пора пожениться.
– Возможно, его антипатия связана как раз с тем, что ты медлишь? – в ее голосе Дэну послышалась легкая язвительность.
– Не думаю. Тут все гораздо глубже. Он ненавидит меня за то, что я русский.
– Но ты наполовину еврей!
– Я этого не чувствую. А вот твой отец еврей на сто процентов, к тому же польский. Хотя бы за то, что наши солдаты освободили Польшу от фашизма, он должен уважать русских! А он их ненавидит. И меня в том числе.
– Ты преувеличиваешь. И что тебе стоит не заводить с ним разговоров об Украине?
– А я и не завожу никогда, это он меня провоцирует. И единственный способ не вступать в ненужные дискуссии – не общаться с ним.
– Ты не прав, Дэн. Папа был очень рад, когда узнал, что у моего бойфренда мать еврейка.
– Я – русский!
Ленинград, СССР, 1982
Денису Колесникову было десять, когда он узнал, что его мать еврейка. Раньше, еще не умея делить людей по национальности, он просто считал это слово ругательным. То, что фамилия маминого дяди Сандлер, не вызывало у мальчика никаких ассоциаций. Дядя Гриша был человеком уважаемым, руководил хором. У мамы в роду все были музыкантами: покойный отец играл в военном оркестре, сестра Соня всю жизнь служила концертмейстером при дяде. Сама мама давала уроки по классу фортепиано в музыкальной школе. Естественно, Дениску тоже туда записали, однако при наличии слуха особого желания играть на пианино он не испытывал. То ли дело папина гитара!
Отец навсегда остался в его памяти человеком-праздником. Когда он возвращался из «поля», где проводил по шесть-семь месяцев в году, в доме начиналась круговерть. Мама мгновенно молодела, улыбалась без причины. Отец приезжал лохматый-бородатый, пропахший чем-то диким, первобытным. Запахом тайги, утверждал он, а мама со смехом возражала: «Пещерой неандертальца. Срочно мыться и стричься!»
В первые дни отец часто хватал Дениску на руки и подбрасывал к потолку с восклицанием: «Ну и сынище у меня вырос!» Когда отпускал, мама льнула к его плечу, говорила, что сын хорошо питается, поэтому и растет хорошо, а он в своей экспедиции отощал. «Так срочно подай мне чего-нибудь питательного!» – шутливо требовал отец, и они отправлялись на кухню.
При отце мама готовила особенно вкусно. Почти ежедневно пекла пироги: для Дениски с яблоками, папе с капустой,
