сиротеющей без поплавка – вот и чувство утраты, ощущение свалившегося с кормы: пароход дня уходит, и никто не заметил, что тебя нет на палубе. Солнце высоко, хочется попросить прощения за растрату, да только тот весёлый, но именно сейчас чем-то опечаленный гений, который мог бы простить, утратил вдруг свой великий дар – прощать.
Утро, известно, длится век, а проспать его можно за какие-то три часа! А грибы нужно брать сонными.
– Поправиться бы!.. – Рыжий стоял перед лавкой вопросительным знаком, – поправиться, да и в лес… пора. Грибов у нас нонче… я такие места покажу, не унесём!.. Поправиться б…
От него явно тянуло плесенью. После маленькой Рыжий проворно влез в сапоги, но уже после второй лёг на мою скамейку и под собственные бормотанья: «Какие грибы? Белые? Да я за всё лето всего один белый взял, и тот – мухомор, с-скотина…» – уснул.
Я быстро оделся, сгрёб приготовленные с вечера корзину, две болоньевые сумки – на всякий случай! – нож, компас и побежал к лесу. На улице уже подогрело, но туман с болотца ещё не поднялся, лежал ровным блюдцем, как прилип. В соседнем огороде соседка уже собирала жуков, богатый урожай. Захоти она их специально развести – в два дня бы все передохли.
– Бог в помощь! – крикнул я, не останавливаясь около машины. Соседка оттопырила мизинцем от уха платок, – где тут ваши озерковские белые?
– Озерковские? – посмотрела недоверчиво, говорить ли? – озерковские туда! – махнула за лужи, на кочкарник и кустарник, куда я собирался меньше всего. Секунду размыслив, я повернул по её взмаху – отчего ж не верить? Солнце упиралось мне в лоб.
За рожью начинались берёзки, а с ними и новое болото. На другом краю его, через редкое белостволье, виднелись тёмные ёлочки, – ну! ну! – добежал, но и вокруг ёлочек пучились сырые серые мхи и только жалкие полупрозрачные сыроежки бледно розовели в двух-трёх местах и умоляли не трогать их: «рассыплемся!». Да и то – сыроежкой в лесу не спасёшься, а на болотную так и вообще плюнь. Плюнул, а кровь всё равно побежала быстрее – какие ни есть, а уже грибы!
Ёлки пошли чаще, но болото не кончалось, кочки под ногами плыли в солнечной канители, не разобрать, где блик, где лист, где гриб. Солнце грибнику враг, всегда впереди чудится опушка, начинаешь метаться от просвета к просвету, а грибная тропинка пробежала в другую сторону.
Прошлёпал уже изрядно, всё на солнце, чтобы и без компаса знать, куда возвращаться. Если я берусь идти по компасу – заблужусь обязательно. Впрочем, и когда начинаю сверяться по известным правилам и приметам – ветки, ветер, мох на стволах и прочее – тоже плутаю. А иду по наитию – всегда выхожу куда нужно… Мы не знаем, что мы превосходно знаем, как ориентироваться в лесу, не надо только в него путать всякие компасы, сомневаться нельзя. Хотя, как сказать! Одна истина гласит: сомневайся во всём. Другая: прочь сомнения, верь! Два пути к одной вершине – один окольный, если уж однажды усомнился, сомневайся во всём, другой прямой – не сомневайся! Второй путь короток, в несколько шагов, но уж больно велик соблазн после первого же шага втайне от себя спросить
