сильнее смущения, и на кровати Полина уже сидела другой, не той, которая стояла посреди комнаты и разглядывала свои бордовые носки.
Артем начал играть, но гитара оказалась безголосой, будто простуженной. Вроде даже угадывалась какая-то мелодия, но звук больше походил на трение морковки о металлическую терку.
За стеной опять что-то упало.
Полина посмотрела на Артема, а Артем надел на нее наушники.
Он играл на своей охрипшей гитаре все ту же мелодию, а до ушей Полины она доходила чудесной музыкой. Очень быстро она заполнила собой всю Полину, окутала, подхватила и унесла. Полина оставила себя сидящей на краю кровати и уже стала той, что лежит на спине с раскинутыми руками, потому что так музыке вольнее гулять по телу волнами. Но и этого оказалось мало, музыке было тесно, ей было душно, и они отправились на просторы.
Сначала Полина видела лишь широкую реку. Стремительно несущийся поток воды бурлил, искрился, не ведая преград. Несся, торопился, натыкался на камни, перепрыгивал, реже обходил стороной. Те глыбы, которые обходил, гордились собой, они там веками стояли победителями. Полина, с высоты наблюдая реку, угадывала, куда та спешит. Она желала скорее упасть. Она так долго бежала, ударялась, огибала, извивалась, а теперь хочет просто лететь чесаной конской гривой все время вниз и вниз.
Полина оставила реку и теперь смотрела на воздух. Еще никогда она не видела так много воздуха. И небо ему не потолок, оно бледно-синее, лишь продолжение. И не было ни дна, ни стен, лишь где-то там, далеко внизу, река и непроходимые леса, бурлящей зеленью уходящие вдаль.
Воздуха было так много, что Полина не могла не наполниться им и стала птицей. И теперь она плавала в нем – мягком, теплом, нежном.
Будучи птицей, она с высоты любовалась той, что стояла внизу. Босоногая, с обнаженными длинными ногами, гибким телом в одежде из мешковины, с черными волосами, толстыми прядями струящимися по тонкой спине, покатой груди. А вот появился и он. Птица торопится, режет воздух крыльями, успевает стать ей. Не почувствовать иначе тепла от его могучего тела, его запаха.
И он берет ее за руку, чтобы она больше никуда не улетела. Он теперь ее охотник, он теперь ее защитник, она его…
«Индианка? Индуска? Ну не индейка, это точно…».
Музыка закончилась, и Артем сам снял с нее наушники. Полина обнаружила себя сидящей на твердой кровати с руками, сложенными на коленях.
– Красиво, – сказала она.
Они слышали шорохи за стеной. Они даже слушали их какое-то время. Потом Артем нахмурился, сказал:
– Тебе пора.
Он проводил Полину.
***
Виктор Валерьевич очнулся ближе к утру. Так ему потом сказали. Может, другой и стал бы в первую очередь вопрошать: «Кто я и где?» – но он решил сосредоточиться на потолке. Нужно было непременно заставить его замереть, быть только сверху, только плоским и, главное, твердым. И когда казалось, что он уже вот-вот встанет на место, и можно будет отдохнуть, отдышаться, потолок снова
