ответиться,
Пыльцой развеяться
Речными поймами –
Как не надеяться,
Что будем пойманы?!
Пусть перескажется,
Пусть хоть подопытным!
Вот только б саженцем
Не быть растоптанным,
Вот только б семечком
Не быть проглоченным,
Не сунуть темечко
Косе отточенной,
Сплестись с похожими
Руками нежными –
Ночь толстокожую
Тогда прорежем мы.
Асфальт вскоробится
От наших плечиков.
Земля воротится –
Ей делать нечего…
Из книги
«Этот век нам только снился»
А на кухне у поэта сто гостей.
То молчат, а то все сто наперебой.
Тот гитару взял, а этот снёс крестей,
Повезло, что он играет не с тобой
А на кухне у поэта сто друзей,
Сто тостов – лихой гранёный бенефис,
Сто раскатов в теснокухонной грозе,
Сто рассказов, сто походов на карниз.
А на кухне у поэта сто врагов,
Черновик, что ёж, в занозах запятых.
Чуть замри – и изо всех углов
Захихикают хитиновые рты.
А на кухне у поэта круглый год
По горшкам с дерьмом рассажены стихи.
Хорошо в дерьме разумное растёт,
И у доброго побеги неплохи.
А на кухне у поэта из окна —
В небоскрёбе боковой полуподвал —
Площадь Красная немножечко видна,
Долька неба и помоечный завал.
А на кухне у поэта сизый чад,
Ведьмы носятся на мётлах папирос,
Рожки крученые в зеркале торчат
Так, что в зеркале под кожею – мороз.
А на кухне у поэта бел огонь
Выгрызает красный мак из синих льдин.
А на кухне у поэта – никого.
Он на кухне целых сорок лет один.
Камышами рек
Кровяных шурша,
В закудыкин век
Заплывёт душа,
В запредельный миг,
В запотомный плёс,
Ни имён моих,
Ни моих волос,
Ни в расцветке глаз,
Ни в раскрое лба
В сумасшедший раз
Не узнать себя.
Эта синь в руке
В небеса – жур-ша!
По строке-реке
Всё плывёт душа…
Я сам себе не ровен – хоть похож.
Когда узнать захочешь – узнаёшь,
Как ловко в Бога спрятался подлец.
Я сам себе не ровен.
Не водолей, не овен.
