слушал девушек, смотрел на них и спокойно думал, что если посмертные маски, снятые с лиц девчонок, раскрасить красками для макияжа: чёрной тушью, румянами и краснющей помадой, то и получатся их лица. Так как они сейчас выгладят. Странно было это. Думать? Наблюдать? Быть здесь?
– Мы тут уже второй день. Уже и надежда стала пропадать. Не знали, что делать.
– Так молиться, – вдруг предложил он. «А тебе каяться», – подумал про себя доктор.
– Кому? – они серьёзно смотрели на него.
– Богу, – серьёзно сказал он.
Они поморщились.
– Ну тогда бутику, – предложил он.
– Кому?
– Вот так: Бутик Ру, дашь нам днесь скидку в пятьдесят процентов и ботфорты со стразами в подарок, – продекламировал доктор.
Они серьёзно смотрели на него, может, потому что выпили недавно бутылку коньяка, может, потому, что им было очень страшно.
– Я пошутил, – разъяснил он.
– А я хотела спросить, какого цвета ботфорты, – левая Юля наконец сняла с головы капюшон куртки.
Они засмеялись, наверное, потому что скоро их очередь на эвакуацию.
Так и случилось. Появился дознаватель с охранниками, они потыкали пальцами в девчонок, в ещё с десяток людей и ткнули пальцем в доктора. Эвакуируемые выстроились в цепочку между уставшими и злыми людьми, которые оставались ждать дальше. Многим из них ждать дальше было невыносимо. Ни пить, ни есть, ни разговаривать – только ждать.
Доктор стоял и смотрел на них, серолицых и сероглазых. Всё в зале для него стало серым. Наверное, от тусклого освещения и густой пыли. «Если нас продержат тут ещё минут пять, они нас съедят заживо», – думал он.
Наконец дали команду на движение. Он шёл, спотыкаясь о ноги людей и скомканные тканевые дорожки залов. Держал в руках девчачью сумку и решал, уйти ли в город с пистолетом и продолжить свою войну, или поехать с ними и узнать, что же всё-таки происходит. Узнать больше можно было только с этой стороны. И он решил ехать.
Откуда-то снизу, видимо, совсем с цокольного этажа, раздались слова: «На-адежда-а – наш компа-а-ас земной, а удача – награда за сме-е-елость…» – голос был женский, громкий и хорошо поставленный, как у профессиональной певицы. Но песня, увы, не состоялась. Продолжения не последовало. Только в пространстве огромного торгового центра кроме скрипа колонн теперь слышались ещё «надежда и смелость». Оборвавшаяся песня была аллегорией всей это странной ситуации: войны без войны.
Группа из кинозала под номером сто тридцать четыре спускалась по проходам, заполненным людьми. Они дошли до первого этажа. Там из разных мест с разными стикерами на рукавах собирались беженцы. Вдруг один из них, высокий седой мужчина, упал на зеркальный пол холла. Упал навзничь и навсегда. Из кармана его синей куртки высыпалась мелочь, мелкие монеты со звоном разбегались по полу, утыкаясь в обувь и падая по лестнице на цокольный этаж. Беженцы перешагивали через него, обходили его совершенно равнодушно. Монетки
