он знал об остальных?
– Не думаю, что много… Имена, места, где они жили, кое-какие мысли, точнее, не мысли, а желания, надежды… Ну, то, что может подсказать интуиция. О некоторых знал больше, о некоторых почти ничего.
– О нем тоже знали?
– Да.
– Они… переговаривались друг с другом?
– Только после гибели Абалкина, и настолько, насколько позволяло прохождение сигналов от ретрансляторов… Иногда связь практически исчезала, правда, ненадолго… Иногда была очень четкой.
– Имена, – сказал я. – Он называл их вам?
– Да, конечно. Я знаю всех.
– Корней Яшмаа, например.
– Да, Корней… Конечно. Он сейчас на Гиганде, верно?
– Таня, – сказал я, чувствуя, что нарушаю все инструкции и предписания, и, если после моего возвращения Экселенц лично пристрелит меня из своего «Магнума», это будет справедливо и однозначно оправданно. – Таня, Корней Яшмаа знал о себе все – ему рассказали. Только ему и еще Джону Нильсону. Нильсон…
– Он умер, я знаю.
– Лучано говорил вам – почему?
– Я… не помню. Честно, не помню… А о Корнее помню: муж говорил, что ему труднее всех, потому что он один.
– Один? – не понял я.
– Видите ли, Каммерер, Корней в свое время согласился на ментоскопирование и тем самым нарушил равновесие. Лучано говорил, что он перестал чувствовать остальных, ретранслятор работал только в одну сторону…
– Вернемся к вашему мужу, – предложил я. – Вы уверены, что он не погиб на «Альгамбре».
Это был не вопрос, а утверждение, и Татьяна промолчала.
– Что же произошло, и где сейчас Лучано? Чтобы не возникло недоразумений, Таня, я вам скажу: КОМКОН-2 считает вашего мужа и его, как вы говорите, братьев и сестер, потенциальной опасностью для Земли. Возможно, это ошибка. Но, пока не доказано обратное, мы… простите, Таня, я тоже… вынуждены считать именно так. Вы понимаете, что будет сделано все, чтобы найти Лучано, где бы он ни находился. И тогда… может случиться непоправимое.
– Вы его убьете, как Абалкина, – кивнула Татьяна. – Но я не знаю, где сейчас Лучано. Не знаю, понимаете вы это? И не знаю – зачем! Не знаю, не знаю, не знаю!
У нее началась истерика. Пожалуй, только сейчас Татьяна позволила себе расслабиться, а может, не выдержали нервы. А может, это была искусная игра – чтобы не дать мне ответа, возможно, считала она, хороши все средства. Женская истерика – лучшее из них.
Татьяна колотила кулачками по столу, выкрикивала «не знаю!», слезы катились из ее глаз, смывая косметику – лицо сделалось некрасивым, но я вовсе не собирался приходить ей на помощь, это стоило мне немалых усилий, я даже вцепился обеими руками в подлокотники кресла, чтобы инстинкт не поднял меня в воздух, не перебросил на противоположный конец стола и не заставил
