цеху работы по горло. Учёбу совсем забросил.
– Это верно… Может, мне поговорить с ним? Я могу отбросить свою гордость… ради дела… Крепко он обидел нас, сынок. Гостиницу предпочёл дому самой близкой родни. Не захотел нашего порога переступить. Неужели и со мной по телефону будет говорить? Вот это да!
– Верно, у него свои соображения.
– Какие там соображения!.. – нетерпеливо отверг Сулейман. – Дурость одна… Так что же, поговорить?..
– Нет, не стоит, отец. Давай не будем путать родственные отношения с заводским делом. Это к добру не приведёт.
«Родственные отношения?.. – размышлял после ухода сына Сулейман. – А есть они, эти самые родственные отношения?.. Разве завод и наш дом не две стороны одной медали? Попробуй расколи меня пополам… Да что я, арбуз, что ли? Нет, сынок, тут ты того…»
К середине дня Матвей Яковлевич немного успокоился. Будто постепенно вместе с твёрдым металлом острый резец снимал и ледяную корочку, что обволокла его сердце, будто рукояткой ключа сталкивал он в жестяной ящик под станком не только сизые, обжигающие стружки, но и отлетающие от сердца кусочки льда. Облегчённо вздохнув, он почувствовал, как постепенно наливаются теплом концы его похолодевших пальцев и приобретают прежнюю остроту осязания.
У него и в помыслах никогда не было, чтобы он мог вот так встретиться с Хасаном, так жестоко в нём обмануться. Однако сейчас уже Матвей Яковлевич больше, чем за себя, огорчался за свою старуху: бегает, небось, по базару в поисках солёных грибков для своего бывшего питомца.
Но работа была жаркая, и Матвею Яковлевичу просто-напросто не было ни возможности, ни времени особенно-то отдаваться своим горьким думам. Рабочие сборочного стояли над душой, каждую готовую деталь прямо-таки из рук рвали. То и дело наведывался к его станку и сам начальник сборочного цеха.
Не удалось Матвею Яковлевичу побыть одному и во время обеденного перерыва. Только успел он остановить станок, как подбежал парторг цеха Алёша Сидорин. Этот парень, с такой развитой мускулатурой, что, казалось, полосатая тельняшка вот-вот лопнет на нём, мягко посмотрев на Матвея Яковлевича своими бирюзовыми, как морская вода, глазами и протянув ему руку, сказал:
– Нужно поднимать народ на аврал, Яковлич. Мы посовещались на бюро и решили провести на днях открытое партийное собрание. Что скажет на это наш профком?
– Очень своевременно будет, Алёша, – одобрил Матвей Яковлевич, перебиравший инструменты. – Время увлечения отдельными рекордсменами миновало.
– Точно. Весь коллектив нужно выстроить в один кильватер. – Сидорин потоптался на месте, погладил большой рукой ещё не успевшую остыть коробку скоростей. – В море это легко делается, дадут команду – и вся недолга. А здесь одной командой не обойдёшься. Здесь нужно другое слово. Поэтому, Яковлич, мы просим вас выступить с докладом, и товарищ Гаязов одобряет это наше решение.
Матвей Яковлевич покачал головой и, как-то весь сразу съёжившись, сказал:
– Нет,
