мимо проносится на скейте юркий парень с бокалом вина. Подмигивает мне, салютуя напитком, и заворачивает за угол. Ну нормально, чё. Питер, культурная столица, всё дела. Чуть не зашиб и подмигивает.
– И правда. Что может случиться, – ехидно передразнивает меня Демьян, выпуская. – По сторонам смотри, самостоятельная.
– Подумаешь, – обиженно бурчу я, гордо задрав подбородок. – Это случайно… – не договариваю, влетая в какого-то мужика. Тьфу, блин.
– Дура. Слепая что ли? – шикает тот, расплёскивая пиво из обернутой в крафтовый бумажный пакет баклажки.
Собираюсь извиниться, всё-таки я реально виновата, но Игнатенко требовательно пихает меня в спину, заставляя ускориться.
– Бухать надо меньше. А то ослепнет кто-то другой, – сухо бросает он мужику, дальше уже не считая достойным слушать его вяканья. Ооо… Это что, он за меня только что заступился? Круто.
Бродим без чётких ориентиров. Питерские улочки умеют плутать, но заблудиться на них сложно, всё равно выходишь к каналам. Вот и мы, заскочив в ближайший продуктовый, минут десять спустя оказываемся недалеко от Тройного моста. Здесь, на набережной, разглядывая протекающую под нами Мойку, и задерживаемся.
Так волшебно. Луна только начинает прибывать, окрашивая всё в мягкий оттенок жёлтого. Демьян стоит рядом, облокотившись на металлическое ограждение. На меня не смотрит, а куда смотрит непонятно. То ли на накатывающие на каменную кладку волны, то ли на ту сторону берега, то ли куда-то внутрь себя.
Не могу отвязаться от возникшего желания зарисовать его профиль в скетчбук. Хех. Чтобы потом выдрать страницу, повесить на стену и пускать в неё дротики. Это ж надо быть таким привлекательным и, одновременно, отталкивающим. Хотя, может, я предвзята? Не знаю… просто пока не понимаю его. Другой вопрос: а хочу ли понять?
– Ты говорила про комендантский час. Росла в строгости? – спрашивает вдруг он и до меня доходит, что мои "игры в гляделки" не остаются незамеченными. Ой. Кто куда, а я опять впросак…
– Постоянных запретах, – признаюсь я, смущённо ковыряя ногти. – Дома будь в одиннадцать и ни минутой позже. Опоздание – неделя домашнего ареста. Про ночёвки у подружки, разумеется, можно и не думать. Про клубы тем более. У Дани было попроще, но тоже под давлением. Папа хотел, чтобы он пошёл по его стопам контрактником, брат отказался. Дошло до скандала. Вот он психанул и уехал. Меня хотели отправить учиться на юриста, а меня от одного этого слова тошнит, так что я специально завалила вступительные и год работала в цветочном, копя на переезд. Уезжала с тем же скандалом.
Не скажу, что у нас такая уж паршивая семья. Нормальная. Обычная. Просто в некоторых вещах мы друг друга не понимаем и не слышим. Надеюсь, это изменится. Потому что если нет, то… ну, печалька.
– Понятно, – кивает Игнатенко. – То есть все эти твои разукрашки – выплеск бунтарства. Я приблизительно так и думал. Но почему сюда? Почему Питер?
– Потому что я люблю Питер.
– Почему?
– А
