аче представить себе это помещение было нельзя. Но разум не пользовался злостью, ненавистью, отчаянием или какими-то ни было другими негативными чувствами и эмоциями. Когда слишком рано знакомишься со смертью, то чем-то ужасным или страшным это событие уже не кажется. По крайней мере, так считала Кикки Автера, рядовой пограничных войск Вердлосии. Раздумья о сущности жизни и смерти, как и прочие философские темы часто посещали разум девушки во время процесса какого-нибудь очередного наказания. Чистка всего огнестрельного оружия пограничного поста «Альс» была, на данный момент, может и не самым суровым из всех предыдущих, но, однозначно, самым длительным, наказанием. Прошёл уже почти целый день, включая второй сон, который прошёл на твёрдом стуле за металлическим столом. Часы показывали сорок семь часов и пятьдесят две минуты. Скоро будет закат, но и нечищеное оружие осталось лишь в одном из восьми шкафов, и то половина – десять единиц. Можно успеть до захода Центавры, хоть руки уже ныли от усталости, время от времени падая от бессилья. Спина же вместе с поясницей гудели тянущейся болью. Ноги затекали и тяжелели чаще, чем удавалось оторваться от чистки оружия, и сделать разминку, чтобы хоть как-то придать сил уставшему телу.
Тяжёлая дверь оружейной со скрипом отошла от монотонных стен, уступив дорогу массивной фигуре, выросшей в небольшом образовавшемся проёме. Майорские погоны сверкали серебряной обшивкой. Альберт Хагнер.
– Мою винтовку почистила? – хриплый стареющий голос надавил на уши.
Кикки молча указала на явно знакомое с битвой оружие, всё в свежем масле. Невысокий мужчина забрал огромной лапищей «ФЛ-301» со стойки, загребая второй рукой, ладонь которой способна практически полностью обхватить лицо Кикки, остальные принадлежности из оружейного шкафа.
– Что-то на границе? – замученным голосом выдавила Кикки с явной заинтересованностью.
– Да, видимо, Урсулин опять крышей поехал, раз спустя столько времени взялся за старое, – лёгкое раздражение проскочило по ушам девушки.
– Я могла бы пойти с тобой, – оживлённо проговорила Кикки, лишив голос усталости.
– Не в этот раз, патруля и наряда мне хватит, – медленно прохрипел Альберт, – К тому же, ты недочистила оружие, а как дочистишь, тебе надо бы выспаться, наказание тебя вымотало, даже не спорь.
– Но как же… я же не могу постоянно торчать здесь! – вспылила Кикки, – Я уже стала солдатом, но даже ни разу не видела врага!
– Солдатом, говоришь? – нахмурился майор, в детстве от этого взгляда у Кикки сжималась душа, – Это же каким солдатом? Тем, что постоянно ищет неприятностей? Солдатом, который вечно задирает и не уважает своих сослуживцев? Кто будет рассчитывать на такого солдата? – разгорячённо, и, в то же время, спокойно выдал мужчина, приземлив любые возможные возражения Кикки.
– Продолжай чистить оружие, ведь так ты сможешь понять, как поладить с сослуживцами, – тихо буркнула себе под нос Кикки, карикатурно парадируя манеру речи Альберта, вслед уходящему из оружейной майору.
– Надеюсь, ты когда-нибудь поймёшь, – едва слышно ответил Альберт на издёвку Кикки.
Густой фиолетовый закат разошёлся вдоль горизонта, растопив облака в индиговом огне. Половина Центавры, что ещё не скрылась от карих глаз Кикки, напомнила девушке надкусанное черничное печенье, вкус детства. Мать сама собирала эти нежные ягоды в своём небольшом садике, в котором проводила так много времени. Её всегда можно было найти там, среди всей этой зелени, сложно было представить себе Валиссу Автера где-то ещё. Брюнетчатые волосы достались от неё, как и яд в общении с незнакомцами. Из-за этой черты характера, Кикки постоянно попадала в неприятности, как в гражданской жизни, так и на службе в вооружённых силах Вердлосии.
Отец же подарил девушке карие глаза и невероятную наглость, при тактичном использовании которой Ибрад Автера смог добиться высокого положения в столице. Кикки же, сама по себе, имела горячую голову, от чего наглость отца являлась для неё лишь дополнительной проблемой. Ибрад никогда не упускал шанса указать дочери на это. Каждый раз, когда Кикки вставляла себе палки в колёса, отец тыкал её носом в эти самые колёса, и объяснял, как нужно было бы поступить, но в следующий раз девочка лишь бралась за новую палку. В какой-то момент Ибрад решил выдавить из себя грозного родителя, и это даже помогло, как ему казалось, но, когда силы строить из себя гневную тучу иссякли, Кикки довольно быстро вновь начала сама создавать себе неприятности. Тогда отец и сдался, решив не бороться с её буйным характером.
Уставшее тело Кикки мешком рухнуло в кровать, сыграв короткий концерт пружинами постели. Сон пришёл так же быстро, как и настал момент вновь покинуть тёплые объятия одеяла. За окном стояла кромешная тьма, как и перед тем, когда тяжёлые веки сомкнулись, внутри казармы же было светло, как будто Центавра пряталась где-то на потоке. Циферблат часов показывал ноль часов и семь минут. Остальные совсем недавно встали. – Проспала, – подумала Кикки, – надо быстрее собираться.
