в голове четкую картину – картину успешной и вольготной жизни, уверенности и стабильности, здоровья и комфорта.
Внутри вспыхнула обида и возмущение от вопиющей несправедливости. В детстве Алексис никогда, ни разу не чувствовала себя в чем-то ущемленной. Даже когда поняла, что их семья немного отличается от большинства семей. Ей всегда было достаточно того, что она имела.
Но что насчет мамы? Как бы сложилась ее жизнь, если бы ей не приходилось так много работать? Если бы не нужно было влезать в долги, чтобы дать дочери образование и шанс на лучшую жизнь? Если бы у нее была хорошая медицинская страховка и ей бы не приходилось последние месяцы жизни переживать о том, что дочь скоро останется совсем одна с кучей счетов за лечение?
Подступила тошнота, и Алексис спешно отодвинула ноутбук.
– Ну, я знала, что он женат. Не понимаю, зачем…
– Посмотри на дату, Лекса.
Взгляд машинально нашел нужную информацию вверху страницы – 3 апреля 1989 г.
Сперва она ничего не поняла.
А потом поняла все.
Алексис родилась в том же месяце того же года.
Она уставилась на Ноа и, проглотив застрявший в горле тугой комок невнятных эмоций, выдавила:
– Он не мой отец.
– Ну, это еще не значит…
– А вот и значит. Как такое возможно? Мама должна была забеременеть, когда он уже был обручен.
Ноа так на нее посмотрел, что Алексис почувствовала себя одновременно наивной и глупой. Она встряхнула головой.
– Нет. Мама бы не стала встречаться с обрученным мужчиной. Разве что…
– Что?
– Разве что по неведению. Возможно… он скрывал от нее свою невесту, а когда мама рассказала о беременности, он испарился, – быстро пробормотала она, отчаянно ища объяснения – вразумительного ответа на вопрос, горящий в голове: «Почему?!»
Ноа закрыл ноутбук и наклонился ближе.
– Давай не будем забегать вперед, – проговорил он спокойным, умиротворяющим голосом. – Самый верный способ удостовериться, что он действительно твой отец, это сделать тест на отцовство.
Верно. Алексис кивнула, уронив взгляд на свои вцепившиеся в колени пальцы.
– Или… – протянул Ноа, и она вновь вскинула голову.
– Или что?
– Или ничего не делать и сказать им, чтобы оставили тебя в покое.
Она подскочила на стуле.
– Я не могу их просто игнорировать!
– Ты не обязана что-либо делать.
– Ноа, он же умирает!
– О чем ты узнала только вчера! Да ты о нем самом узнала только вчера.
– Но теперь-то я знаю.
Ноа откинулся на спинку стула и убрал с лица кудрявую прядь. На его виске пульсировала жилка, будто недосказанное буквально билось изнутри, пытаясь вырваться наружу.
– Что? –
