тоже отталкиваю его руку, в последнюю секунду.
– Да ты что! Кто сейчас это ест? – говорю я так, словно я нормальная, легкомысленная и беспечная семнадцатилетняя девчонка.
И вдруг, как бы со стороны, слышу свой смех и сразу умолкаю. Оглядываюсь: нет ли поблизости Джеффри. Дура я дура. С чего это вдруг я тут веселюсь, совсем распустилась!
С глухим звуком в приемник падает пачка «фрутос», и Итан выуживает ее оттуда.
Я извиняюсь, говорю, что мне надо в туалет, и по дороге мысленно ругаю себя на чем свет стоит.
К его руке прикасаться нельзя. Смеяться с ним тоже нельзя. Нельзя есть с ним эти дурацкие «фрутос». Я обманываю себя, когда делаю вид, что все это не имеет для меня никакого значения.
Двенадцатая заповедь в каком-то смысле сформулирована просто блестяще. Она не говорит прямо о том, что нельзя вступать в контакт с человеком, рожденным в этом времени, хотя подразумевается, что это абсолютно запрещено. В ней не говорится прямо, что нельзя целоваться, или брать за руку, или даже заниматься сексом, – по многим причинам это просто немыслимо. Такую заповедь можно обойти. Нет, там говорится: с родившимся в данном времени нельзя допускать близости. И вот тут нас поджидает ловушка. Близости…
Я знаю, что это такое. Это сложенные вместе секунды, когда мы с Итаном встречаемся взглядами, когда он поддразнивает меня и я его в ответ. Это всякий раз, когда он называет меня ласковым прозвищем, когда учит меня играть в «войну» и переворачивает мою даму картинкой вверх. И я страстно жду этих мгновений.
Тут уж меня не поймаешь, потому что ничего не докажешь – все ведь происходит у меня в голове, а уж туда точно никто не доберется.
Конечно, когда на следующей неделе я встречусь с мистером Робертом, меня ждет выговор. Но я скажу: «А что такого, я просто стараюсь вести себя как всякая другая девчонка моего возраста. Что я могу поделать, если Итан за мной хвостом ходит?» Они же не хотят, чтобы я вела себя как какая-нибудь отшельница или ненормальная, так? Нельзя же всем сидеть перед компьютером и с утра до вечера играть в «рунскейп», как Декстер Харви.
Если подать все правильно, мистер Роберт проглотит мои объяснения и успокоится на какое-то время. Но я не сомневаюсь: узнай он или другие наши руководители о том, что́ творится у меня в душе, в следующем апреле во время Церемонии повторения заповедей моя фотография тоже появится на экране.
Выхожу из туалета, Итан идет ко мне, лицо его чем-то озадачено.
– Только что видел Бена Кеноби. Он сказал, что идет наверх, в журнальный зал, и ему надо с тобой поговорить.
– Интересно…
Ну да, интересно – очень даже странно. Иногда я оставляю старику пачку крекеров или пару мандаринов. Однажды было холодно, и я оставила в его тележке шляпу, но мы с ним никогда даже толком не разговаривали. Он считается другом Итана, а не моим.
– Говоришь, только со мной?
– Он так сказал.
Что делать, ума не приложу. Опасаться его вроде особых причин нет. Человек он, похоже, хороший, добрый и очень старый, а то, что без банки с напитком его не увидишь и он слегка чокнутый, так мне плевать. Но тем не менее.
