>Какого хрена ты тащишься на автобусе, при твоем-то бабле? Поинтересовался этим низкорослый, крепко сбитый парнишка, коротко стриженный, в новом деловом костюме; он мечтательно листал автомобильный журнал и тут вдруг увидел, кто сидит с ним рядом. Этого было достаточно – он завелся.
Нелюбезный ответ Цукермана – перемещаюсь в пространстве на автобусе – его не остановил, и он радостно дал совет. В последнее время все давали, если его встречали.
– Купил бы вертолет. Я бы точно купил. Приобрел бы право на посадку на жилых домах и летал бы себе над собачьим дерьмом. Эй, видите этого типа? – Второй вопрос он обратил к мужчине в проходе, читавшему «Таймс».
Автобус шел по Пятой авеню, на юг, от нового места жительства Цукермана в Верхнем Ист-Сайде. Он ехал на Пятьдесят вторую, к инвестиционному консультанту: встречу организовал его агент Андре Шевиц – надо было диверсифицировать капиталовложения. Прошли те времена, когда Цукермана заботило только то, как бы Цукерману заработать денег: теперь ему нужно было беспокоиться о том, чтобы его деньги зарабатывали деньги. «А где они у вас сейчас?» – спросил инвестиционный консультант, когда Цукерман наконец ему позвонил. «В чулке лежат», – ответил Цукерман. Инвестиционный консультант расхохотался: «Вы намерены и впредь их там хранить?» Он ответил «да», хотя в тот момент было проще сказать «нет». Цукерман втайне от всех объявил мораторий на все серьезные решения, проистекающие из ошеломительного успеха. Когда сможет снова мыслить ясно, тогда и будет действовать. Это всё, эта удача – что она означает? Свалилась так неожиданно и в таких масштабах, ошеломила – хуже несчастья.
Поскольку Цукерман обычно в час пик никуда не выходил – разве что с чашкой кофе к себе в кабинет, перечитать написанный вчера абзац, – он слишком поздно понял, что для поездки на автобусе выбрал неподходящее время. Но по-прежнему отказывался верить, что не может появляться где и когда захочет так же свободно, как полтора месяца назад, не напомнив себе предварительно, кто он такой. Обычных каждодневных размышлений о том, кто он есть, и так, без горба нарциссизма, таскать за собой было тяжело.
– Эй! Эй! – Сосед Цукермана не унимался – все пытался отвлечь мужчину в проходе от «Таймс». – Видишь, кто рядом со мной?
– Теперь вижу, – последовал суровый, раздраженный ответ.
– Это он написал «Карновского». Ты что, в газетах не читал? Он только что заработал миллион баксов, а едет на автобусе.
Услышав, что в салоне миллионер, две девочки в одинаковой серой форме – две хрупкие, милые девчушки, вне всякого сомнения, хорошо воспитанные сестрички, едущие в центр, в монастырскую школу, – обернулись на него посмотреть.
– Вероника, – сказала младшая, – это тот человек, что написал книгу, которую мама читает. Это Карновский.
Девочки забрались с коленями на сиденья, чтобы развернуться к нему. Пара средних лет в ряду напротив девочек тоже обернулась.
– Давайте-ка, девочки, – сказал Цукерман почти с улыбкой, – займитесь домашними заданиями.
– Наша мама, – сказала старшая, взяв дело в свои руки, – читает вашу книгу, мистер Карновский.
– Замечательно. Но маме не понравилось бы, что вы разглядываете людей в автобусе.
Не сработало. Френологию они у себя в Святой Марии изучают, что ли?
Тем временем сосед Цукермана обернулся к сиденью за ними и стал объяснять какой-то женщине, что тут такого важного происходит. Пусть и она поучаствует. По-семейному.
– Я сижу рядом с парнем, который только что заработал миллион долларов. А может, и два.
– Что ж, – раздался тихий, воспитанный женский голос. – Надеюсь, такие деньги его не испортят.
Не доехав пятнадцати кварталов до офиса инвестиционного консультанта, Цукерман дернул за шнур, чтобы автобус остановился, и вышел. Уж здесь-то, в рассаднике асоциальных личностей, наверняка еще можно оставаться на людных в час пик улицах никем. Если нет, усы, что ли, отрастить. Возможно, это далеко от жизни, какую ты ощущаешь, видишь, знаешь и хочешь узнавать, но если понадобятся всего-навсего усы, бога ради, отрасти усы. Ты не Пол Ньюман, но уже и не такой, как прежде. Усы. Контактные линзы. Может, яркий костюм поможет. Постарайся выглядеть так, как выглядят сейчас все, а не так, как выглядели все двадцать лет назад на гуманитарном факультете. Меньше походи на Альберта Эйнштейна, больше на Джими Хендрикса. Да, и раз уж на то пошло, как насчет походки? Он так и так давно собирался ею заняться. Цукерман ходил, слишком близко ставя колени, к тому же чересчур быстро. Мужчине 180 сантиметров ростом лучше быть неторопливым. Но он неизменно забывал про неторопливость на первом десятке шагов – шагов двадцать, тридцать, и он, вместо того чтобы думать, как идет, погружался в мысли. Что ж, пришла пора к этому вернуться, тем более что пресса принялась пристально изучать его сексуальную состоятельность. Ходить так же агрессивно,
