и заботливее он был, тем больше ярилась Софья. Иногда и Алеша выходил из себя – нельзя же все время молчать! – и тогда они кричали и ругались на весь лес, однажды даже подрались.
Случилось это на третий день пути. Утром Алеша собрал хворост, развел костер, вскипятил в котелке воду. Все хозяйственные заботы сами собой легли на его плечи, Софья и не пыталась ему помогать.
Он бросил в котелок ячневой крупы, покрошил лука.
– Вставай, – позвал он Софью. – Что хмурая с утра?
– А тебе какое дело? – отозвалась Софья, она лежала, закутавшись в Алешин плащ, и неотрывно смотрела в небо. – Язык у тебя, Аннушка, клеем смазан. Все выспрашиваешь меня, а о себе ни слова. Скажи, за что тебе волосы остригли?
– Я их сама на парик продала, – быстро ответил Алеша и нахмурился, пытаясь предотвратить последующие вопросы.
– На парик… – иронически прищурилась девушка. – А то я не знаю, за что косы стригут. А шпага у тебя откуда? Иль украла?
– Стыдись! Это память об отце.
– Отцы на память дочерям ладанки дарят да крестики. Что-то не слыхала я, чтобы шпаги дарили.
– Это у кого какой отец, – сказал Алеша добродушно. – Мой был честный воин. А кто твой отец?
Алексей не хотел ссориться, но чувствовал, что Софья не успокоится, пока не доведет его до бешенства.
– Только посмей еще слово сказать о моем отце! – звонко крикнула девушка. – Таскай свою шпагу, богомолка, мне не жалко. Но не смей мне в душу лезть! Я людям не верю. Они подлые! И не играй со мной в доброту. Взяла с собой, облагодетельствовала, так я тебе за это денег дам.
– Да пропади ты пропадом, колючка репейная, со своими тайнами! Они мне не нужны. И сама ты мне не нужна, и отец твой, и тетка постылая! – заорал Алеша.
– Не сметь тетку ругать!
Софья вскочила и бросилась на Алексея. Он сидел на корточках и от внезапного удара упал навзничь, ударившись головой об острый пенек. Котелок перевернулся, каша вылилась на горячие угли.
– У-у, блаженная! – взвыл Алеша от боли. – Кашу загубила!
В грудь его, как в барабан, стучали Софьины кулаки. Правый кулак он схватил быстро, а левый не давался, увертывался, коса била по лицу, как плетка. Наконец он поймал и левый кулак, повалил девушку на землю и придавил своим телом. Она попыталась ужом вылезти из-под Алексея, но тот держал ее крепко. Потеряв надежду освободиться, она напряглась из последних сил и укусила Алешу за руку. Зубы только царапнули запястье, а вся сила челюстей досталась рукаву.
– Ты еще кусаться! – Алексей тряхнул ее со злостью.
Хорошо хоть руку не прокусила. Врезать бы ей по уху. Маленькая ведьма!
Софья брезгливо выплюнула лоскут и опять отрешенно уставилась в небо. Губы у нее пухлые, совсем детские. Кожа на носу обгорела. На лбу ссадина. Неужели это он ее оцарапал? Нет, ранка уже подсохла. Вчера, когда от собак через плетень лезли, она, кажется, упала.
– Что ты кидаешься
