вот только не помнил откуда.
Мальчик попробовал открыть глаза, но веки оказались невероятно тяжелыми. Поэтому он все никак не мог понять, спит он или все-таки уже нет. Ему казалось, что он снова проваливается в сон, в животе что-то урчало, а потом голова выныривала на поверхность, опять и опять – вверх-вниз, как будто на американских горках, но вокруг темнота. Ни капли не весело.
Голова болела. Как будто ее сжали железным обручем от уха до уха.
А запах становился все ближе, пронизывал все вокруг. Запах дезинфицирующего средства, запах больницы. Да. «Я опять в больнице, – подумал он. – Точно».
– Как ты не понимаешь, так больше не может продолжаться, – кричал кто-то. – На этот раз повезло, а что потом? Мы едва успели.
Это голос Мартины из службы опеки. С кем она говорит?
– Но я… я… – всхлипывал кто-то.
– Что «я»? Это твоя ответственность, Вера. Ты мать, ты должна о нем заботиться.
Они в его палате. Голоса становятся тише, наверное, чтобы не разбудить его, а может, они думают, что он ничего не слышит. Он может представить их обеих и с закрытыми глазами. Вера в короткой юбке, на высоких каблуках, она ужасно хочет закурить и потому обкусывает кутикулу. У нее длинные накрашенные ногти. Волосы Мартины собраны в хвост, она смотрит на Веру снизу вверх, на ней кеды, и поэтому она ниже, и хотя она сильно моложе Веры, говорит с ней так, словно его мать – нашкодившая девчонка.
– Я не знала, что все так плохо, – оправдывается, всхлипывая, Вера.
– А что ты думала, у него две дырки в черепе!
«Два разряда молнии…»
Мальчик запомнил этот голос, этот смех, долетевший до подвала, и запах крови. Его крови.
– Он никогда его не обижал, говорил, что он ему как сын. Даже в зоопарк водил.
– Вера, ну как ты можешь быть такой наивной? Или ты просто тупая?
Он никогда еще не слышал, чтобы Мартина ругалась. Обычно она такая милая и всегда улыбается.
– Откуда мне было знать? Я пришла домой, он спал у себя в комнате. Он перебинтовал мальчишке голову, а мне сказал, что тот упал с лестницы.
– Он не спал, Вера. Он был в коме.
Вера расплакалась.
«Видишь, что ты натворил? Ты сам во всем виноват».
«Но я не падал с лестницы», – хотел возразить он.
– Нет, я не верю.
Настроение Веры всегда менялось внезапно. Теперь она строила из себя обиженную.
– Во что ты не веришь?
– Микки не мог! Уж я его знаю, он на такое не способен.
– Почему ты его защищаешь? Да он чуть не убил твоего сына!
– Он нас любит!
– Мне дела нет до того, с кем ты спишь, – резко сказала Мартина. – Но если твой сожитель от скуки решил проверить, насколько крепкий череп у твоего шестилетнего сына, ты как минимум должна на него заявить.
«Иди сюда, дружок, мы с тобой немного поиграем…»
Люк
