как красивейшая женщина в мире, и в моем храме состязаются самые лучшие женщины в красоте. Впрочем, я всегда лесбиянкам и лесбосцам говорю, что красота есть дело природы, и награждать следует тех жен и дев, которые не только красивы, но и наиболее добродетельны, и только такая красота будет прекрасна, в противном же случае она грозит обернуться похотливой распущенностью.
Гера на всякий случай оглянулась по сторонам, хоть и знала, что в спальне никого не может быть и только потом сбросила пурпурный пеплос и белоснежные все подвязки. Обнаженная, она откинула на спину роскошные пряди светлых волос и подошла к огромному полированному щиту из меди, висевшему на стене в ее красиво обставленной спальне. Прижав ладони к идеальным полушариям упругой груди, она запрокинула голову назад и придирчиво оглядела свое прекрасное тело. Она испытала удовлетворение и улыбнулась, но, вспомнив о том, зачем разделась, она зябко пожала плечами, опять не довольно сморщилась, и тут смутное чувство, похожее на жалость к себе вдруг сердце ее охватило:
– Той, что счастлива в браке была, измены мужа нестерпимы, и я к большому сожаленью себе все чаще это повторяю. В непорочной своей жизни я никого не знала из мужчин, кроме Зевеса, а он прелюбодействует уже со всеми без разбора, и даже грязных девок, причастных смерти, не гнушается. Где же справедливость, которая милее всего нам бессмертным? Мне иногда даже кажется, что он пресытился счастьем семейным и ему моя женская преданность в тягость: в нем угасает любовь, ведь соперника нет, которого он доблестно победит. Может и мне нарушить супружескую верность и предаться с кем-нибудь ласкам порочным, чтобы не пропадала даром моя бесподобная красота? Как юн и красив Эндимон, и как любит меня! – Нет, прочь эти гадкие мысли! Никогда я не опущусь в пучину мерзкого разврата… Но почему же мне не верен Кронид? Я в чем – ни будь виновата, что он обрекает меня на такие мученья жестокие? – Нет! Я – истинный образец добродетели женской!
Гера прикрыла глаза и тяжело задышала, упиваясь своим достоинством женским. Отдышавшись, она криво улыбнулась краешком губ и продолжила беседовать со своим добродетельным сердцем:
– Он же грязный развратник. Ему надоело обладать той, кто всегда рядом. Изменяет же он потому лишь, что ему нужно свежее чувство, новизна отношений, все мужчины восторженно сходят с ума от первой близости – «ночи тайн». Меня же он знает прекрасно, и против этого знания даже девственность, обретаемая мной после купания в Канатосе, не всегда помогает, и тогда вся надежда только на пестроузорный Пояс Киприды… Разве ж это справедливо?! И как мне бороться против несправедливости, ведь намного он сильнее меня… да и нельзя принудить насильно к любви. Может мне добиться суда справедливого над своевольным мальчишкой Эротом, чтобы бессмертные небожители изгнали его с блистательных высей Олимпа за то, что без конца их смущает и ссорит между собою, нагл и дерзок с ними, непочтителен? И, крылья срезав, чтобы в небеса взлететь он обратно не смог, прогнать к людям, а крылья кому-нибудь
