узкий коридор, освещенный лампами, дававшими противный белый цвет, от которого все посетители сразу выглядели старыми и измученными.
Зато палаты, которые разрешено было украшать по-своему, пестрели рисунками и открытками, приклеенными прямо к стенам. На окнах радовали взгляд цветы в горшках. Если бы не кровати с железными поручнями и не стойкий запах травяных настоев (один вонючее другого), можно было бы принять казенное обиталище постояльцев Дома призрения за обычные комнаты.
– Баб Нина готова! – широко улыбаясь, отчитался Мишка, показывая на сидящую на кровати пожилую женщину, уже одетую в вязаную кофту и шерстяные штаны. Картину довершали теплые носки и платок на шее.
– Миша Олейник, не будет ли госпоже бабушке жарко в этом? – уточнил стоящий у дверей Индра. – За окном солнце светит. И лето.
– Не будет, – тот помотал головой. – У них кровь по телу плохо бегает, они же не двигаются. Так Илона Владимировна говорит. И я просто Миша. Фамилия – это для документов.
– Как скажешь, Миша, – сокол подошел к сидящей на кровати старушке. – Вы позволите вас поднять?
Та посмотрела снизу вверх на парня в зеленой куртке, на его вьющиеся волосы и по-доброму прищуренные глаза, протянула ладонь с узловатыми от артрита пальцами и погладила его по руке.
– Хороший ты какой… на Лелика моего похож, когда тот школу заканчивал. Такой же высокий был, – она шмыгнула носом, но тут же взяла себя в руки. – Поднимай, дружок. Только не надорвись.
– Вы легче пушинки, – заверил Индра, и одним движением пересадил бабулю в стоящую у кровати коляску. Миша тут же подхватил ее за ручки и повез к выходу.
– Кто такой Лелик? – спросил сокол, глядя им вслед.
– Сын ее младший, – ответила Илона полушепотом, чтобы не слышала баба Зоя у окна. – В аварии погиб прямо после окончания школы. А дочка старшая от рака умерла в тридцать восемь. Ее и парализовало от переживаний. А женщина умнейшая, заслуженный учитель, столько талантливых детей выпустила! Только уже позабыли все про нее, много лет уже прошло. А с другой стороны, может, и к лучшему. Неизвестно, смогла бы она новым порядкам подчиняться…
Индра ничего не ответил, только опустил голову и присел на опустевшую кровать.
– Это… несправедливо, – наконец, произнес он. – От нее добротой веет. Ей бы детей учить уму-разуму, тогда и жизнь будет долгой, и болезнь хоть немного, но отступит. Командир Рагнар говорит, что, если в жизни есть дело по душе, болеть не будешь долго. А она тут, одинокая и неприкаянная.
– Потому и мы здесь. Чтобы помочь и хоть как-то подбодрить. И они действительно потом чувствуют себя лучше. Но нам нельзя рассиживаться, у нас еще баба Зоя с кровати в углу. С ней сложнее будет, может, Мишку дождемся?
– Я покушать люблю, – смущенно призналась кругленькая бабуля в ситцевом платке. – Великие запрещают объедаться, но как же без пончиков и булочек?
– Никак, – согласился сокол, садясь рядом со старухой. Он
