об интернате, сделана из кости оленя – бедный Первоцвет, все равно. Не стоило сюда приводить Яноша. Плохая идея. А хотя, отдам —и забуду об этой штуке. Люси уже ее видела, ну так будет безопаснее, если она окажется у другого. Тогда, еслидаже на меня напишут донос, то ничего не найдут.
«Откуда вообще такая мысль?»
Я передергиваю плечами. Янош рассматривает фигурку сначала на своей большой длиннопалой ладони, потом подходит к очередному коридорному окну, чтобы оценить костяное изделие на просвет. Он присвистывает.
– Потрясающая работа. Этой штуке больше двухсот лет, ты знаешь?
– Да, – киваю я.
– Геноцид жриц Инд случился… сто шестьдесят девять лет назад, но подобные амулеты делали еще раньше.
«Геноцид».
Даже Аленка – она по-прежнему здесь, подобралась к Яношу и слушает с открытым ртом, – подпрыгивает.
Так нельзя говорить. «Искоренение». «Очищение». Иногда еще: вынужденная мера.
– Жрицы Инд были… разрушающим сознание фактором.
Кажется, так это звучало в речи идеолога. И Великого Вождя.
Янош продолжает изучать фигурку, но потом разворачивается всем телом:
– Религия не настолько однозначна. Она давала людям надежду. Плакальщицы – это просто женщины, которые поднимались на ледник, совершали ритуалы, приносили Инд свои просьбы. Они верили в них, и люди верили им.
Я отступаю, пока не упираюсь спиной в стену. Сердце колотится в ушах и висках.
– Да не делай ты такое лицо. Знаю, обычно все упрощают. Еще раз: будь ученым. Анализируй. Думай.
Он стучит пальцем с этим своим гладким ухоженным ногтем – не чета моим обломанным и погрызенным, – по лбу. Аленка выдыхает. Я пока не могу. Мне страшно. Может, мне стоит держаться подальше от Яноша. В конце концов, на его родителей никто не писал доноса, а он не жил в интернате для детей изменников родины.
– Позволишь оставить пока себе? Очень интересная работа, хочу на досуге поизучать.
– Валяй, – я пожимаю плечами. Немного жалко, но не страшно. Так спокойнее. – А теперь покажешь здесь «все»? Ты обещал. И еще, я… —кидаю взгляд на Аленку. – Мы хотим узнать побольше про экспедицию, про слезы Инд, ну и почему нас туда берут. Меня —из-за родителей, понимаю. Я действительно… – задумываюсь. – Полагаю, кое-что знаю про ледник, про то, как там себя вести и как найти слезы Инд. Но все равно, неужели нет кого-то получше? И…
«Зачем Аленка?»
Этот вопрос проглатываю прежде, чем он покинет рот. Он невкусный, как комок перловой каши из интернатской миски. Может, Янош сообразит разъяснить сам.
– Тогда идем.
Он достает из кармана часы. Настоящие. На цепочке. Мы с Аленкой завороженно таращимся на круглый желтый корпус, белый циферблат. Блик солнечного зайчика попадает в глаза. Я моргаю.
Настоящие карманные часы. У папы таких не было. Целая куча приборов —да, но приборы нужны, чтобы замерить расстояние,
