купил «Баварию» и вскрыл обе бутылки встроенной в бар кафешки открывалкой. Пиво было потрясающее.
– Я люблю светлое, – сказала я. Мы сидели на песке в тени береговых акаций и смотрели на море.
– Буду знать.
– И арахис, – обнаглела я.
– Шо, купить?
– Нет, – рассмеялась я.
– Ну смотри. А то ж куплю.
Больше мы не говорили. Потом он разделся и пошел купаться.
Его спина за год стала шире. Я не стала ею любоваться и легла навзничь на песок. Не закрывая глаз, смотрела в палящее небо. Чайки кричали о том, что знают, что будет дальше.
Ужин – мой жгучий борщ о любви – мы притащили в комнату и навернули каждый по две тарелки.
– Я ночью с дедом приехал в Казацк, узнал, шо тетя Люба таскала всех на море к теть Вале и ты до сих пор тут. Я побежал на станцию и взял билет до Николаева на утренний автобус и потом – сюда. Даже не ел.
«Интересно, – подумала я. Все-таки он ко мне приехал или на свое море к своей волшебной тете Вале?»
Едва сдерживая смех, я молча забрала у него пустую тарелку, отнесла всю грязную посуду в кухню и стала ее там перемывать.
Миша зашел, открыл форточку и сел под ней за стол.
– Завтра покажу тебе местный дикий пляж. На скалах.
Во рту страшно жгло.
Я улыбнулась и ушла в свою комнату.
Миши было так много, что я отстранялась от него. Как всегда, я была ошалевшая от него. Какое-то время я в кровати смотрела на фонарь в окне и потом уснула без единой мысли в голове.
Утром мы пили чай в кухне под форточкой. Я спросила Мишу, как к нему относится теть Валя.
– Обычно. Она ж меня с детства знает.
– Это хорошо, что она хотя бы тебя не ненавидит.
– А тебя ненавидит?
– Терпеть меня не может.
– Ты же настырная.
– Я? В чем это?
– Такой характер. Во всем. Носишь короткие шорты. Тетя Валя другого поколения.
Я сунула в рот застарелую печеньку из пачки, которую мы нашли в облезлом буфете, и уставилась в свою чашку. «Шорты как шорты. При чем тут настырная?»
Миша встал и начал рыться в кухонном столе.
– Сковородочку бы мне. С толстым дном. Есть такая?
– Может, и есть. Я готовлю на вон той алюминиевой. Чугуниевых тут не видела.
– Не может быть. Сейчас поищем, – сказал он и глубже погрузился в стол, встав на колени. С утра уже было очень жарко, он был без рубашки, в жестких, чуть больших, чем надо по размеру, джинсовых шортах, которые сидели чуть ниже пояса. Под гладкой смуглой кожей играли мышцы пресса, спины, он был весь ладный, красивый, мягко и неторопливо двигался.
Сковородка нашлась, и Миша заявил, что в благодарность за вчерашний борщ сегодня он меня кормит. Жарит картошку по своему особому методу. Помогать он запретил. Я сидела за столом и не знала, куда деть руки. Его глаза прятались в тени от челки.
