Шуйского почему-то люто возненавидела, и мне ее бешеная ненависть передалась – почему так, может, за наглость, вероломство, предательство?» – таким мысленным вопросом терзал себя тринадцатилетний отрок.
Правда, его злую фразу насчет «волчонка» Иван быстро переосмыслил и ловко переиначил по-своему. Это произошло после того, когда он задумался о своей судьбе. После беседы с Макарием. поведавшем ему о добром знаке деревянного Николы Можайского Чудотворца: блеснувшего – после мольбы владыки о венчании на царство своего ученика – небесным мечом в руках.
«А еще Никола град Отечества вознес после моления владыки… – подумал Иван. – В конце концов, грозовой меч, как, впрочем, и сам Царь Грозы, нужен только для защиты православного Отечества, его земель, его народа и веры отеческих гробов… Шуйским во главе с наглым и беззастенчивым хапугой Андреем наплевать и на защиту Отечества, и на веру, и на благосостояние подданных… Ой, как им не по сердцу будет новый царь-государь очистительной грозы над Отечеством… Волчонком обозвал меня князь-волкодав Андрей, пусть будет по его разумению… Пока с матерым волкодавом подрастающему волчонку не справиться, только волкодав старится и глупеет, теряя свои зубы и тупя некогда острые когти… А с юным волком-государем и дряхлому князю-волкодаву, думающему только о своем собственном брюхе, уже несдобровать… Волчонок наберется жестокости и властолюбия своих династических предков – византийских и римских императоров… Недаром основателей Первого Рима Ромула и Рема вскормила волчица… Так что, если верить владыке Макарию, о преемственности царской власти Москвы – Третьего Рима в московском царе обязана течь и волчья кровь – через молоко матери-волчицы… Волчонок?.. Пусть будет по-вашему – волчонок… Берегись растущего волчонка наглый и злой на язык князь-волкодав Андрей Шуйский со своим боярским собачьем отребьем – волчонок, став настоящим волком, еще посчитается со всеми вами…»
Отмеченный при рождении блестящими дарованиями, острой восприимчивостью, страстной, раздражительной натурой, самолюбивый Иван после смерти матушки уже с самого раннего детства был предоставлен самому себе и развивался быстро и преждевременно во всех отношениях. В его тринадцать лет душа уже алкала любви и, к сожалению, не могла найти предмета всецелого обожания. Как пытливый мозг отрока требовал пищи и находил ее в погружении в Библию, историю царств Давида и Соломона на иерусалимском престоле, Августа, Константина и Феодосия на римском и византийском, так и душа Ивана в предвкушении великой любви нашла пищу и отдохновение в юношеской дружбе.
Душевным расположением Ивана успел завладеть думский советник Федор Воронцов, младший брат опекуна-боярина Михаила Семеновича Воронцова. Федор был старше и опытней Ивана, но с какой-то поры, когда в их сердцах случайно и неожиданно возникла искорка понимания и признательности, между ними установились теплые дружеские, чрезвычайно
