же откровенен, как я с тобой… Но я хочу быть уверен в тебе, как в себе…
– Ты меня хочешь о чем-то спросить – спрашивай… – Сказал посерьезневший Федор с кроткими грустными глазами. – Ты, государь, должен быть во мне уверен, как в себе… Я догадываюсь, о чем ты меня хочешь спросить… Впрочем, догадки – догадками… Знай, Иван, только одно, я всегда говорю искренне, без всякого лукавства – так никому не говорю, кроме тебя, потому что, как никто ценю нашу дружбу…
– Но… – Иван старался как можно четче и уверенней подобрать слова, чтобы не обидеть друга. – Самые важные и сокровенные мысли, в которых мы боимся даже признаться друг другу, в которых даже стыдно признаться самому себе, – это невысказанные мысли… Но если мучит душу именно от недосказанного, может твой друг, Федор, просить тебя об одном одолжении…
– Конечно, какие там могут быть одолжения?.. Спрашивай, и я, как на духу отвечу тебе – своему другу, своему государю…
– Ну, что ж, Федор, наверное, это будет первым испытанием нашей дружбы…
– Пусть будет первым испытанием… – промолвил тихо Федор Воронцов. – Спрашивай, государь…
– И спрошу, Федор…
– Спрашивай, Иван…
– Иногда мне так хотелось, чтобы мой друг о чем-то попросил меня, но страх был – друг с какой-то корыстью хочет использовать государя, а это уже равносильно смерти дружбы бескорыстной… – Выдохнул Иван одним духом. – …А я вот о чем задумался и о чем спросить хочу моего друга… Может быть, сейчас ты, Федор, ни о чем меня не просишь с дальней перспективой – захочешь наверстать все упущенное ныне уже тогда, когда я царем стану… Ведь не сможет же царь отказать просьбе друга – как, Федор?.. Ответь…
Ивану чувствовал неловкость за вопрос и испытание своего единственного друга – но отступать было уже некуда…
– Нет никакой моей корысти сейчас, и не будет никакой корысти в будущем… – тихо промолвил Федор. – Но я бы солгал и тебе, и себе, если бы сейчас пообещал тебе, Иван, что, после венчания твоего на царство ни о чем бы тебя не попросил… Жизнь – она ведь штука странная… Нельзя давать обещания, что ни о чем не попросишь царя, причем царя-друга…
Иван стоял столбом, пораженный бесхитростной искренностью друга… А он еще его вздумал в чем-то подозревать, вот, испытание другу выдумал… На глазах Ивана навернулись слезы при старых мыслях: «Вот и я дал волю подозрениям своим… Как это низко – подозревать друга в его будущих грехах…»
Федор побледнел. Проглотив соленый ком, с такими же слезами на глазах спросил глухим прерывистым голосом:
– Я что-то не то, не так сказал?.. Ты хотел услышать нечто другое?.. Но ведь ты не заподозришь меня в лукавстве?..
Иван нежно обнял друга и поцеловал его в щеку… Сказал таким же глухим голосом, глотая слезы:
– Ну, что ты, что ты… Какое там лукавство… Какая там корысть может
