на Полякова.
– Понятно. Выходит, знали.
– Услышал случайно, как Галя с Максимом на кухне говорили, – тихо проговорил Владимир Константинович, – ссорились. Она ему: я, говорит, с чужим стариком жить не буду! Убирать за ним, портки его стирать. Ладно бы за отцом твоим ходить, а этот мне кто? И тебе?
– А он?
– А что он? Устал он один. Его тоже понять надо. Разве легко одному ребёнка растить? Галя условие поставила: или тесть твой, или я. Максим уж больно мучился!
– Бедный, – не удержался Поляков. Но старик издёвки не заметил.
– Худо ему было, в глаза мне не мог смотреть. Ну, думаю, скажу я ему, стыдить начну. Ну, бросит его Галя. И что с ним будет? Машенька уже взрослая, первый курс отучилась. Она у нас хорошая девочка, но…
– И не жалко было Машеньке-то, «хорошей девочке», родного деда? – ядовито осведомился Поляков. Слушать про страдальца Максима и прекраснодушную Машу, которые, не моргнув глазом, отреклись от близкого человека, у него желания не было. Он хотел сказать ещё что-то в том же духе, но осёкся, увидев несчастное лицо старика.
– Вы извините меня, – спохватился Поляков, – лезу не в своё дело. Просто… что же вы о себе-то не подумали?
– Владимир Ильич, мне восемьдесят один год, в таком возрасте как-то глупо думать о своём удобстве, – слабо улыбнулся старик, – много ли мне осталось?
– Извините, – ещё раз сказал Поляков, который и в самом деле почему-то чувствовал себя виноватым. В горле застрял ком, дыхание перехватило. Он поднялся с жалобно скрипнувшей кровати и отошёл к окну.
– Что вы! Не извиняйтесь, – с жаром возразил Владимир Константинович, – это я перед вами кругом виноват. Вы из-за меня с невестой поссорились.
– Да бросьте. У нас давно не ладилось, – успокоил его Поляков, сам удивляясь своей чёрствости. Выбрался из изживших себя отношений, как змея из старой кожи, и рад. Права Ольга: наверное, он и в самом деле мерзавец и скотина. – Ладно, не обо мне сейчас речь. – Он снова уселся на край кровати, снял очки и потёр глаза. – Родственники у вас есть где-нибудь? Где вы жить-то собираетесь? Я имею в виду, когда поправитесь?
– У меня в Нижнекамске сестра живёт, Анастасия, – после крошечной паузы проговорил Владимир Константинович, – к ней переберусь. Как на ноги встану, сразу выпишусь и съеду. Вы не беспокойтесь.
– С кем она живёт?
– Ни с кем. Одна. Вдова она.
– Вы её хоть предупредили? Вдруг прогонит?
– Нет, что вы! Не прогонит. Настёна у меня хорошая. – Глаза у старика увлажнились.
– Что ж, раз так… Поправляйтесь спокойно. И не сердитесь, что я так… кричал на вас, – неловко закончил Поляков, водружая очки на переносицу.
– Я и не сержусь. На вашем месте ещё не так бы возмущался! А вы очень хороший человек.
– Не уверен, – криво улыбнулся Поляков, – но всё равно спасибо.
Поляков подъезжал к Казани. Было три часа пополудни, дороги относительно свободные. Он четыре дня
