39 лет на одном месте, я с невестками жить не умею, им всё мало, они устроены при моих детях, их мужья зарабатывают только 50 дол. в неделю, а эта телеграмма, зачем они её послали сюда на пароход? – “Дорогие мама и папа, вернитесь обратно, в Америке для вас хватит места, дети-внучки серьёзно заболели, не распаковывайте сундуков, с этим же пароходом обратно”. Терез и Анна, они забоялись быть в жизни без меня и Майка, Анне 21 год, она ещё не вышла замуж, Анна рисует моды для Гимпель16, всегда спешит, 75–100 долларов в неделю, но работает только 5 месяцев в году. Всё лицо Анны в экземе и волдырях, я была с нею у лучших докторов-специалистов по кожным болезням и всегда один ответ: от нервов».
Маруся сидит теперь совсем близко около плачущей, три другие итальянки ушли, и тихо, как усталому ребёнку, говорит:
– Мама, перестань плакать, посмотри, какой голубой океан, солнце, дети, так далеко ты от них, думай теперь только о себе и Майке, я тоже имею двух сыновей, их жён и М.С., а вот еду отдыхать и писать книгу.
– Зубы, Маруся, у тебя натуральные? – спрашивает итальянка, – мои все вырваны, а искусственные не могу носить, точно коробок держу во рту; зубы – вот тут они, в моём ридикюле.
И плачущая вытирает свои красивые, тёмного винограда глаза фуляровым платком.
– Перестань плакать, мама, – говорит опять Маруся ласково, – отдыхай…
– Я, я всю мою жизнь плачу, – закрывая руками лицо, вздыхает итальянка…
– А теперь не плачь, дети наши выросли и сумеют жить без тебя и меня счастливо, – задумчиво произносит Маруся.
Звонит гонг на обед, 6½ вечера, часы опять переведутся на 40 минут назад17. Ветер, качает.
25 сентября 1949 года
Первый рисунок папа сделал пером с женщины, занятой жёлтым саквояжем, с ним она не расстаётся и ночью, он у неё под головой. Что у итальянки в этом саквояже, никто не узнает; её муж Тони – страстный игрок в карты, сейчас за столом его 6 человек, включая одного, щека которого вся занята огромными наростами, напоминающими куски кровавого мяса, его компаньоны не обращают на этот ужас никакого внимания, но наши нервы слабее, и когда этот, одетый в свитер и чёрные штаны итальянец с коротко остриженными волосами появляется где-либо около нас, мы избегаем вида этой ужасной, видимо, неизлечимой болезни.
Женщина с жёлтым саквояжем сидит на красном плюшевом диване в гостиной и точно спит, но на самом деле глаза её прикованы к лицу её Тони в страхе за возможность большого проигрыша.
Д. Бурлюк. Набросок из блокнота. 1950-е. Карандаш
– Что ты не пойдёшь и не остановишь своего Тони? – говорит ей Маруся, – вы работали вместе всю жизнь тяжко, он проигрывает твои деньги…
– А, моя дорогая, скандал, скандал, надоел уже; мне 60 лет, в Чикаго прожили 20 лет, в Нью-Йорке на 10-й авеню и 38-й улице имели лавку сигар и конфет, сыну нашему 18 лет, он рождён кесаревым сечением, в хай-школе проучился две зимы
