пень да об заднюю луку на неохватный… корень. Никак нельзя. Цивилистам много сложнее, а армии же все просто: взглянул на погоны, сравнил «геометрию» звезд, ну веди себя соответственно…
На «высоте 203,0», или же, по-местному, на «двухсотом высоком пупыре», командовал пулеметным взводом однокашник Разумовского, поручик Рыков. И от него было достоверно известно, что довоенная норма в пять тысяч патронов на пулемет реальным условиям боя никак не отвечает. Необходимо вчетверо больше, как минимум. Двадцать снаряженных лент при темпе огня до шестисот выстрелов в минуту – голодный паек. Лично немного знакомый с пулеметным делом, артиллерийский поручик знал это теперь уже наверняка. Полковник-интендант, очевидно, не знал, да и знать ничего не хотел, кроме высочайше утвержденных циркуляров.
Чтоб «не сойти с нарезов» и не наговорить лишнего в разумении субординации, поручик коротко щелкнул каблуками:
– Разрешите идти?
– Идите, – в глазах полковника прочиталось неизъяснимое облегчение…
– Равняйсь! Смирно!
От полковника поручик отправился отнюдь не к своему канцелярскому столу. Решение как бы и не созревало внутри, а явилось сразу и целиком. Унтер-офицеры и нижние чины, состоящие при складах, замерли навытяжку в ожидании команды.
– Слушать меня! Есть крайняя необходимость доставить патроны на «Высокую». Дорога под обстрелом, потому пойдут только охотники! Грудь в крестах или голова в кустах! Кто желает – три шага вперед!
Поставить очередной раз жизнь на кон решилось не более половины, но и того – с избытком. Очень кстати под руку подвернулся фельдфебель, памятный по многим посещениям цейхгауза. Семенов? Петров? Да черт с ним, пусть хоть Иванов.
– Ваша бродь, на чем повезем? Лошаков мало и в отчет…
– Ну?..
– А на лисопетах… – в жуткой нехватке транспортных средств, в крепости догадались сцеплять попарно два велосипеда, устроив между ними или сколоченный из чего попало помост или санитарные носилки. Получалось нечто вроде тачки в четыре колеса, но легкой и маневренной, когда ее с грузом хоть в десять пудов толкают всего два человека.
– Грузи! Бегом!
– Слушаюсь!
Резвый бег колонны прервался на второй петле серпантина, огибающего очередную сопку. Дорога оказалась действительно четко пристреляна одной из японских батарей. Сунешь нос за поворот – со святыми упокой. Все тот же фельдфебель рискнул, теперь и хоронить нечего, погон да пряжку… Разбитый почти прямым попаданием велосипедный «тандем» оказался теперь только в виде пары мелких металлических фрагментов, отброшенных причудами баллистики за крутой изгиб дороги. Снаряды рвались с чисто японской аккуратностью, не давая никакой возможности проскочить проклятый участок.
Вжавшись спиною в колючую каменную стенку, Разумовский коротко бросил взгляд по серым лицам, и отчетливо
