навстречу поперек, а в следующее мгновение приклад «мосинки» с чавканьем влип японцу в левое ухо и снес того с ног. Не то чтобы Рыков был особым мастером по части фехтования на штыках, просто он оказался на голову выше и пуда на полтора тяжелее. На спину японцу кошкой прыгнул кто-то из стрелков, стал крутить руки. Мимо с винтовками наперевес, хрипло рыча, пронесся десяток матросов. Чуть сбоку от них бежал совсем уж юный, розовощекий мичман с искаженным гримасой страха лицом. От впервые испытанного ужаса штыковой схватки, мичман что-то непрестанно визжал ломающимся голосом и размахивал во все стороны морским палашом, совсем уж негодным оружием в такой атаке…
…Пока что не нашелся, да и вряд ли когда-то найдется тот, кто сможет описать на бумаге и в подробностях рукопашную – так, чтобы получилась правда. Хотя бы потому, что никто из тех, кто ходил в штыки, сам не может ничего толком рассказать…
Вот ты встал, сделал первый шаг… крики, хрип, мат, чья-то кровь бьет фонтаном тебе в лицо… а вот уже и все – кончилось. И ты, смертельно усталый, но – живой…
А вот и мичман – несут…
Военное мастерство привести внешний вид и обмундирование в совершеннейший порядок почти что мгновенно и во всяких условиях, цивильным шпакам недоступно. Офицеры, особенно служащие при штабах, возводят таковые навыки в наивысшую степень искусства, ибо нет там худшего проступка для подчиненного, чем явиться перед начальством хотя бы с одной пуговицей, перекошенной не по форме.
Изрядно запылившийся и взмокший по дороге, Разумовский шел по укреплениям «Высокой» уже почти сущим франтом, даже обмахнув сапоги бархоткой. В офицерской сумке много чего сыщется, ко всем случаям. Причем ежели извлечь наружу все содержимое оной и измерить, то окажется математический парадокс: объем внутренний получится весьма как более объема внешнего…
На форте царила деловитая суета: стрелки и матросы исправляли укрепления, сносили раненых и убитых, собирали на склоне годное к бою оружие и патроны. И все это, как можно, быстро, быстро, быстро! Рыцарские правила ведения войны с каждым днем таяли, как сахар в кипятке. Уже в ближайшие минуты от противника вполне возможно было ожидать «гостинцев» в виде рвущихся над головой шрапнельных стаканов или тяжелых фугасов в окопах. Все были заняты, и оттого поручик как бы скользил между деловитых фигур малозначной тенью; никто не обращал на него ровно никакого внимания. На вопросы о местонахождении начальства каждый без определенности махал рукою, и каждый в иную сторону.
По счастливой случайности, Разумовский довольно быстро наткнулся на своего товарища. Рыков сидел прямо на земле, свесив ноги в еще дымившуюся воронку. Рвануло здесь недавно знатно, никак не менее восьми дюймов. Вид поручика был страшен: без портупеи и фуражки, в изодранном мундире, с вымазанным еще не засохшей кровью и копотью лицом. Рядом к уцелевшему куску каменной стенки была аккуратно прислонена винтовка с перерубленным пополам – до ствола! – ложем. Услышав скрипящие по битой щебенке шаги, поручик тяжело поднял мутноватый
