в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, все будет позволено, даже антропофагия. Но и этого мало: он (Иван Федорович – Прим. А. Л.) закончил утверждением, что для каждого частного лица, например как бы мы теперь, не верующего ни в бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении».
Это – так сказать в «популярной форме» – изложил «учение» Ивана Карамазова его бывший воспитатель либерал Миусов. Изложил его перед иеромонахами монастыря, в его, Ивана, впрочем, присутствии. Поскольку тот ничего не опроверг, стало быть, «популяризация» состоятельна.
Ивану, сдается нам, и бог, и бессмертие души, наконец, их несуществование и невозможность, нужны лишь для того, чтоб утвердить эти неограниченные возможности человека на пути зла!..
Карамазовы – мир бездуховности во всех его возможностях и проявлениях. Мир этот у Достоевского показан – всеобъемлющим, от души человеческой до «мировой человеческой жизни». Самые главные направления, проявляющийся карамазовской бездуховности продифференцированы в членах семьи Карамазовых. Бездуховность, эгоизм и всепозволенность, так сказать, «практическая», «бытовая», «повседневная» – это Федор Павлович. Бездуховность интеллектуальная, где эгоизм мысли охватывает в обозрении именно «мировую жизнь», в которой не найдено ничего из подлинных ценностей – это Иван Карамазов. Обретающийся между богом и сатаной, разгульный мот и добряк, неуемный буян и «честный малый», пьяница и женолюбец, но великодушный и подчас человечный, весь в бессильных и почти неосознанных порывах к добру, но то и дело увязывающий в пороке – это Дмитрий Карамазов. Наконец, человечный, не фанатствующий ни в догмах христовых, ни в ритуалах церковных, верующий в добрые начала человека, спешащий неизменно на помощь человеку – таков Алеша Карамазов. Именно в этой бездуховной семье, стало быть, и родилось его духовное человеческое содержание!..
Но вернемся к Ивану. Он настолько не любит людей, что кажется одно лишь презрение к ним мешает ему стать вождем смердяковщины… Иван – в своей интеллектуальной проповеди зла мог бы стать пророком тысяч и тысяч подонков, им же расчеловеченных «всепозволенностью». Но Иван, по счастью, ограничил себя, довольствуется «аудиторией» из одного человека: Смердякова. Этот апологет Ивана и приводит в действие его теорию «всепозволенности», реализует ее на «высшем уровне»: отцеубийства…
Как видим, «интеллектуализм» Ивана вовсе не «надземный», «доктринальный», «теоретический» – он, увы, более, чем «земной» и «практический»!..
Между тем исследователи толкуют Ивана именно из его «философии» – в то время как куда насущней, актуальней, правомерней, наконец, постижение
