и борясь с желанием вернуться. Но я, как послушная девочка, надеваю толстовку и возвращаюсь. Когда сажусь на стул, тянущая боль напоминает о себе дискомфортом, отражаясь на моем лице. И это не укрывается от внимательного мужчины, который продолжает меня пристально разглядывать.
– Голова болит после вчерашнего? – интересуется.
– И не только, – прячу свой взгляд в большую кружку с кофе, в которой не видно моего отражения из-за густой манящей пенки.
Слышу, как он встает и обходит меня со спины, вздрагиваю, когда он отводит мои волосы, оголяя шею.
– Ты оказалась такой … отзывчивой, несмотря на твою невинность, что сдержать себя было выше моих сил.
Чувствую его дыхание на своей шее, волнение зашкаливает, потому что я не знаю, как он себя сейчас поведет. Мой кофе так и остается нетронутым, пить сейчас – самое последнее дело, подавлюсь наверняка. Поэтому я просто сижу и нервно сжимаю большую стеклянную кружку с двух сторон. Она обжигает мои тонкие пальцы, но я этого почти не замечаю. Позади меня сейчас находится источник куда мощнее. От его будоражащего голоса и обжигающего дыхания я сейчас уже как подтаявшая шоколадка. Не та, которая потекла от резкого жара, а та, которая медленно плавилась, и теперь как пластилин, готова совершенно на все, что бы ни сделал с ней ее обладатель.
Но, к моему великому сожалению, обладателю от своей шоколадки в данный момент ничего и не нужно было, как оказалось.
Греков вернулся на свое место, допил кофе и выразительно стал ждать, когда я сделаю то же самое.
ГЛАВА 4.
От меня больше ничего не требовалось. Греков со мной даже больше не говорил. А мне самой и так все было понятно. Ночь закончилась, утро тоже, а Золушке пора и честь знать. И не имеет значения то, что она эту самую честь сегодня ночью на этих самых белых простынях оставила.
Грустные мысли водили грустные хороводы у меня в голове, пока я закидывала свое нижнее белье и платье в пакет. Греков терпеливо и безучастно ждал меня все это время у двери, но все же звякающие ключи в его руках подсказывали мне о том, что нужно поторапливаться.
– Куда тебя отвезти, мелкая?
Мелкая? Он серьезно? Теперь-то у меня вообще статус «женщина» по очень важному такому пункту, между прочим!
– В детский сад, – пробубнила, отворачиваясь.
Злость, обида, разочарование, чего там только ни варилось сейчас в моем душевном котле.
Машина не двигалась, по понятным причинам, и, выпустив свой негатив через длинный выдох, произнесла свой адрес уже не так враждебно, поймав от Грекова подобие улыбки и хмыкающий звук. Видимо, это его крайняя степень удивления, либо он вообще не оценил мою шутку или не понял, что скорее всего.
Доехали мы быстро, я бы даже сказала, долетели. Хотела выпрыгнуть сразу, резко и навсегда, но потом подумала, что ведь он в последний раз так близко, и глупо было бы упускать такой шанс. Уйти, даже не взглянув.
Не
