и заметнее остальных. Обществом для этого придуман престиж и высокая мода. Оно ещё пытается если и не обмануть, то хотя бы обмануться. Вот только, кого может обмануть глупость? Человек – он и есть человек. Критерия: кто больше, кто меньше – не существует. Да и кого с кем сравнивать? Сравнение всегда относительно. Перед Богом все равны.
В муках рождается человек. В муках он, старея, живёт и умирает. С болью он расстается с жизнью, ставшей такой привычной и обыденной. Страшна ли смерть? Да, для тех, кто продолжает жить. Чужая смерть – напоминание о том, что и ты смертен. Часы, однажды запущенные, также однажды будут и остановлены. Смерть не миновала никого. Она не миновала и Христа. Тяжелую он принял смерть. Голгофа. Распятие. А как Он жил? Как жил человек тридцать с лишним лет, будучи одинок? Человек, у которого в жизни не было ничего, что дорого человеку: ни жены, ни семьи, ни крыши над головой – ничего! Было учение, и были ученики. Была любовь. Любовь к Отцу, коим он был предан на поругание и смерть, любовь к людям, возжелавшим Его смерти и убившим Его. Но как Он жил? Об этом никто не знает. Есть только учение. Учение Христа – дорога к Богу.
Ступень.
Погасший свет и свет, зажжённый вновь. Солнце, солнце и голубое небо. Берег моря, на песке сидит человек. К нему бежит девочка: «Папа, папа! Вот ты где, а я тебя так долго искала…»
Тускло горящая лампа. Листы исписанной бумаги. Пустота многословия. Выхода нет. Но не всегда была только боль. Были, я помню, были и первая любовь, и радость, и желание жить. Я помню, как был прекрасен и чист этот мир. Я видел когда-то солнце и голубое-голубое небо. Была и Она. Я помню, помню её. Я не мог её выдумать, не могу и забыть. Наши глаза, они были так похожи. И зеркало мне вторит: «Да!»
Прочь, прочь от меня, наваждение. Спать, забившись под одеяло, сбежать из этого кошмара. Сделать хоть что-нибудь, только бы уснуть и не думать. Сойти с ума. Я так хочу сойти с ума. Я так привык быть сумасшедшим. А кровь стучит в висках, и ты рвёшься вперёд, вперёд, не жалея себя, туда, где остались солнце и голубое-голубое небо. Только бы успеть, пока не сковала смерть. Она уже близко. Я чувствую её запах. Наркотики пахнут смертью. Смертью пахнет кровь разорванных вен, смертью пахнет боль, когда вынести её невозможно. Когда на стену лезешь, обезумев от этой боли.
А как, проснувшись, хотелось почувствовать, что ты ещё жив, что ты ещё кому-нибудь нужен, что вчерашний день – это только сон. Как много хотелось успеть, как много. Но всё уже сделано кем-то, всё уже сказано где-то. Новому места нет и нового нет ничего. Моё новое – это прошлое чьё-то, это чей-то вчерашний день. Всего лишь день, который кем-то и когда-то прожит, но прожит не мной. Нет, мое новое – это новое, пусть только для меня, но всё-таки новое. Мне каждый день приносит что-то своё, что-то такое, чего вчера ещё не было. Мои новые дни. Пустяк, что всё уже сказано кем-то, что всё уже сделано кем-то. Моё ещё всё впереди. И пока я живу, всё, что я делаю, для меня будет новым. Новым, как и этот придуманный сон, где, проснувшись, я так хотел почувствовать,
