тоже находится патруль и может еще раз задержать. А то бы вместе прошли, и мне было бы спокойней. Хорошо… я пойду, может, никто больше не задержит.
Сергей знал Шнейдера, как рабочие начальника, и с уважением относился к нему. У Шнейдера была великолепная память, он многих, даже рабочих, знал в лицо. Недавно он разговаривал с Сергеем и сейчас узнал его.
– Я вас провожу домой, – предложил Сергей. – А вы, – обратился к патрульным, – идите в совет, я скоро подойду.
Сначала шли молча. Шнейдер осторожной мягкостью переставлял ноги по ледяному тротуару, стараясь не поскользнуться.
– Вы меня, господин Шнейдер, не узнали?
– Узнал. Артемов. Недавно с фронта. Правильно?
– Да.
Они подошли к двухэтажному дому, где жил Шнейдер.
– Вот и дошли. До свидания.
– Спасибо, что проводили. Не хотите ли зайти ко мне в гости? Попьем чай. У меня китайский, еще со старых запасов остался.
Сергей хотел было отказаться, но Шнейдер мягко, но настойчиво произнес:
– Пойдемте к нам. На улице холодно, вам необходимо согреться, чтобы не было простуды. И дети мои будут рады. Они просто бредят революцией и большевиками. Старший – просто воспитан на истории французской революции.
Сергей перестал колебаться, тем более ему было приятно, что такой человек приглашает его к себе в дом. Шнейдер занимал оба этажа. Это был его личный дом, построенный по собственному проекту лет пятнадцать назад. Шнейдер жил в Луганске более двадцати лет. Приехал начинающим инженером из Германии на завод Гартмана, думая заработать и накопить денег, а потом отправиться назад в милую Германию и открыть там свое дело. Но Гартман, на паровозостроительном, начинающим работу землякам платил немного, и Шнейдер решил перейти на патронный завод. Патронный завод был государственным, и платили там инженерам и рабочим на четверть-половину больше, чем на гартмановском. Тем более, Шнейдеру предложили более высокую должность, и он согласился на переход. Цепкий рациональный ум, немецкая пунктуальность, умение ладить с людьми снискали ему авторитет в заводское среде. В войну, – несмотря на то, что он был немцем, – назначили на должность главного конструктора. Его мечты об отъезде на родину давно развеялись, когда он женился на луганской красавице, – дочери предводителя местного дворянства Пакарина – Наталье или, как ее называли на иностранным лад – Натали. У них было двое детей. Старшему сыну было уже пятнадцать лет, дочери – двенадцать. Он любил свою жену и детей с истинно немецким сентиментализмом и сердечной строгостью, которые у каждого немца в крови. Когда-то его звали Бруно, отца – Иоганном, а в России Шнейдер стал Борисом Ивановичем – немецкая душа в русской оболочке. До войны почти каждый год ездил в Германию, горделиво показывал своим родственникам очаровательную жену и прелестных детей. Его звали домой, но дети выросли, ходили в русскую школу, унаследовали от матери не только красоту, но
