что брат приехал, – приказал он матери.
Та, накинув на голову и плечи потертый теплый платок, торопливо вышла из дверей и по двору пошла к старшему сыну, вход в дом которого был со стороны огорода.
– Садись, сынок, садись, – снова повторил Федор, пододвигая Сергею табуретку, а сам присел на топчан, который стоял возле печи. Он внимательно, в колеблющемся свете неяркой лампы смотрел на своего третьего сына и видел, что он у него красивый и ладный. В армии он вырос еще немного, и в бараньей солдатской шапке чуть ли не задевал низкий потолок кухни, плечи стали шире, мозолистые лопаты рук – крупнее. Широкоскулое лицо с небольшим носом и крупными губами заострилось, стало рельефнее в мужской красоте, морщины стали глубже и придавали лицу четкое законченное выражение полностью сформировавшегося внешне и внутренне человека. Серые глаза смотрели строго и напряженно, будто бы всматриваясь куда-то вглубь, вперед. Перед отцом сидел совершенно другой человек, – не тот, который был полтора года назад – задиристый и недисциплинированный, а человек, прикоснувшийся к глубине жизни и знающий себе цену. Это был его сын, и чувство удовлетворения, а, может, и гордости переполнило душу Федора – такие дети могут быть только у него.
Он снял с сына шапку, потрепал его по волосам. От неожиданности встречи у Федора не было никаких, даже ласковых слов, и он только и смог предложить:
– Давай закурим?
Не дожидаясь, пока Сергей откроет свой кисет, он взял с каменка печки тряпку с рассыпанным на ней табаком, подал сыну и стал своими негнущимися пальцами скручивать себе козью ножку. Сергей свернул себе и, глядя на отчего-то неумелые в этот момент действия отца, предложил:
– Я тебе сейчас сделаю цигарку.
Но Федор махнул рукой и уже взял в зубы прямолинейно скрученную самокрутку и, наклонившись к печи, где еще тлели уголья антрацита, прикурил. То же сделал Сергей. Теперь можно было и говорить. Но слова при первой встрече почему-то не вырывались из горла. Хлопнула дверь, и в кухню вбежал старший брат Петр.
– Здравствуй, брат! – он обнял Сергея. – Наконец-то тебя дождались.
– Здравствуй, брат! – ответил, также обнимая его, Сергей.
Зашла в дом мать, а следом Антонина.
– Добрый вечер! – тихо произнесла она и присела на скамейку, на которой стояли ведра с водой.
Мать засуетилась, достала кастрюлю, стоявшую у порога, и стала расставлять посуду на столе. Антонина встала со скамейки и стала помогать матери.
– Ты, наверное, исты хочешь? – не обращаясь ни к кому конкретно, заботливо проговорила мать. – Я зараз зроблю.
Мать у Сергея была украинкой, и дома говорили на двух языках. Мужчины сидели и молча курили, вопросов к друг другу было много, но от неожиданности прибытия третьего брата и волнения никто не решался заговорить первым. Наконец отец спросил:
– Сергунь, расскажь. Где был, что видел? – он глубоко затянулся самокруткой. – Как был ранен? Не молчи.
– Везде
