она от этой нищенки не добьется.
– Твое какое дело? Не можешь помочь, так и не лезь к моему ребенку. За своим смотри. – Каким-то профессиональным чутьем нищенка в свою очередь тоже догадалась, что денег от этой фифы ей не видать. – Да у тебя поди детей-то и нет. И не будет никогда.
Абсолютность неприятия граничила с ледяной злобой. Осязаемой, острой. Лена почувствовала озноб, быстро развернулась и слилась с толпой.
Испорченное на весь день настроение у другого вылилось бы в раздражительность и хандру, она же просто погрузилась в меланхолию. Тупую, бессловесную, отвлекающую от важного и необходимого.
Совещание проходило тихо, даже умиротворительно, и обыденно скучно. Вернувшийся после долгого отсутствия начальник вел себя вальяжно и снисходительно.
Выглядел Орешкин бодренько, но если бы не погруженность в собственные мысли и чувства Лена бы заметила некоторые, еле уловимые изменения. Перелистав отчет, он приспустил на нос очки и посмотрел на подчиненных довольным взглядом.
– Молодцы, что сказать. Я доволен. Как говорится, у хорошего начальника механизм работает.
Неточность последней фразы все-таки выдернула Лену из болота чувственного декаданса. Она внимательно посмотрела на начальника и негромко добавила:
– … И в его отсутствие.
– А я как сказал? – Орешкин уставился на Рязанцеву непонимающим взглядом.
– Да у нас и дел особых не было. – Лена решила переключить внимание начальника.
– Как же, как же, а этот… дом инвалида. Вот жеж до чего додумались. Ну женщины, вам имя – вероятность.
Лена переглянулась с Котовым.
– Вероломство, – чуть слышно поправила Рязанцева.
– Но молодцы, да, такое дело раскрутили. – Орешкин, как ни в чем не бывало, захлопнул папку, – ну, а что сегодня у нас на повестке?
– Ничего особенного. Тихо что-то.
– Ну что ж, тогда не будем будить лихо у психа.
Лена снова посмотрела на Котова и по его виду поняла, что он тоже озадачен.
– Вчера только… – Лена еще раздумывала говорить начальнику о полученном накануне заявлении или сначала разобраться во всем самой. Все-таки решила сказать. – Заявление поступило.
– Так, так, так… – у Орешкина загорелись глаза. – Что за заявление?
– Да, ерунда скорей всего.
– Говорите, Елена Аркадьевна, а я уж решу ерунда или нет.
– Некий Василий Мамойко обвиняет свою супругу в убийстве собственного ребенка.
– И почему вы решили, что это ерунда?
– Он пьяный был в стельку и обстоятельства довольно сомнительные.
– Что за обстоятельства, говорите, не тяните за резину, – Орешкин нетерпеливо заерзал на кресле, – что-то вы, Лена, сегодня
