о случившейся измене, о тяжелой болезни Базилевса, мол, немощным стал, не способным править, а наследник, мол, мал еще. Вот и ответ пришел не за его подписью. Ну да наше дело ратное – службу нести по охране рубежей. Да только непробиваемая стена отчуждения между насельниками и служивыми образовалась. Все дело в вере. Извратили они веру, исковеркали язык, дали волю папскому престолу. Те вроде и говорят всё правильно, да только истинный смысл искажается. У нас каждому мальцу это понятно, а ведь им не объяснишь. Замкнулись в себе, нашу исконную веру ересью объявили, инквизицию придумали, на кострах жгут тех, кто в истинной вере тверд.
Уже три года как связь с центром разладилась. Кто-то стал перехватывать нарочных. Мыслимое ли дело воспрепятствовать исполнению военного приказа. За это полагается смерть. Только концов теперь не найти. Глухой ропот недовольства разъедает лояльность местной знати, крестьян, ремесленников. И кто-то стоит за всем этим: за ропотом, за назревающим бунтом, кто-то властный, обретший силу. Собрали было отряд, и каждый гарнизон выделил почти половину своих ратников, выступили, хотели показным маршем продефилировать по самым неспокойным провинциям, и если бы не предательство и убийство из-под полы герцога Руссильона, вставшего во главе отряда, смогли бы усмирить недовольных.
Вот такие невеселые мысли. Да разве выскажешь это всё?
Рыцари стояли в хмуром молчании, опустив головы. Старые, закаленные в боях, на каждого можно положиться. Ждали решения, верили в него. Жила еще в них надежда на лучшее.
«Нас слишком мало. Двенадцать рыцарей да полсотни пеших ратников, а против нас целая армия, собранная сюзеренами обманным путем», – не сказал, про себя подумал, а вслух вместо этого произнес:
– Готовьтесь к осаде. Определите караулы на стены и к воротам. Всех, кто может держать оружие, снабдить и передать под опеку воинов. Остальным определить род занятий, кто чем может быть полезен. Провианта нам хватит на несколько месяцев, чистая вода есть во внутреннем источнике, будем ждать подмоги. С нами Истина и Свет.
Сказал, как отрезал. Теперь для них пути обратного нет. Остается надеяться на лучшее и ждать подмоги.
Черный ворон – так его звали на рыцарских турнирах. Слава о его доблести далеко разнеслась за пределы Руссильона. Не было желающих вступить с ним в прямое противоборство. Воин. Искусный фехтовальщик, не проигравший ни одного рыцарского турнира. Непобедимый. Вот уже пятнадцать лет на чужбине. Иногда сердце будто сжимается – все из-за тоски по Родине. Он гнал от себя такие мысли, они делали его слабым. И лишь во сне тоска прорывалась сквозь завесу воли, и видел он себя не воином, а маленьким мальчиком, беззаботно бредущим по амарантовым полям родного края. Вон там вдалеке их дом, там родители и слышится голос матери: «Игорек, малыш мой, где ты?»
Подмога не пришла ни через месяц, ни через два, ни
