Но вы ведь наверняка не играете в дурака, а только во что-нибудь аристократически старомодное?
– Ну почему же, – с некой надменностью ответил Степан Павлович. – Если господам угодно тешить себя деревенской игрой, могу и присоединиться.
– Ура! Наконец-то сыграем в переводного, – оскалился второй игрок.
– Молчи и сдавай! – холодным тоном приказал ему господин.
– Сию минуту, ваше превосходительство, сию минуту, – и его напарник начал умело тасовать карты.
– Однако, пока мы не приступили, надо предупредить вас: у нас очень высокие ставки…
– Меня это не пугает, – гордо заявил Сбитнев.
В эту минуту он взял от ипостаси серванта непоколебимую твердость духа и нежелание двигаться с места, раз уж он тут оказался.
– Вы даже не хотите узнать, насколько высокие? Дураки расплачиваются потерей рассудка, на то они и дураки…
– Прошу не говорить со мной загадками.
Незнакомец рассмеялся. Когда игра стартовала, Степан Павлович понял, что они напару закидывают его. Кроме того, он не был уверен в честности второго игрока, поскольку тот отбился пиковым вальтом, который, по наблюдениям Сбитнева, уже вышел. Проиграв первый кон, больной получил дружественное напутствие от господина в цилиндре:
– О, не печальтесь. Не везёт в картах, повезёт в любви. Вы ещё можете с легкостью отыграться – игра вещь капризная…
– Конечно же, я отыграюсь, – проворчал Сбитнев, сдавая.
Сдавать ему пришлось много раз, и он неизменно проигрывал. Госпожа Удача, казалось, ополчилась против него. Неизвестно, как долго они перебрасывались картами, однако вскоре Степан Павлович внезапно почувствовал, что уже светает, а загадочных игроков за столом и след простыл. Он же продолжает вести остервенелую и бесполезную игру с самим собой…
Из оцепенения его вывела громко хлопнувшая дверца углового шкафа.
V
Конечно, на вопрос Брамса о том, как он провёл ночь, Степан Павлович ответил «превосходно». Он не мог поведать ему о карточной игре с людьми, в существование которых отказывался верить. Ему, убеждённому скептику, впервые приходилось вплотную сталкиваться с такими несостыковками реальности. Но от профессионального внимания Петра Моисеевича не ускользнули фанатично расширенные зрачки, болезненно-утомлённый вид и синяки под глазами, явно свидетельствовавшие о бессоннице и крайнем возбуждении.
– Я бы порекомендовал вам сегодня побольше отдыхать, – веско сказал врач. – Придерживайтесь постельного режима, на улицу не выходите.
Сбитнев последовал его совету. Он слишком утомился, чтобы противиться.
Навестив его в обед, Брамс всполошился не на шутку. По всей палате были разбросаны игральные карты. Сам виновник хаоса сидел на кровати, поджав под себя ноги. По лицу больного разлилась мертвенная бледность,
