журнала, причем не для смертных, а для небожителей… Ты видела его глаза? Торс? Плечи? М-мускулы… Ах, я тут просто извелась вся от любопытства…
– Было бы из-за чего, – буркнула я. – Обычный псих. Нет, реально, псих! Назвал меня принцессой…
– Да уж, – деланно посетовала Ариэлька. – Да он просто маньяк!
– Да подожди ты! – перебила я. – Он фамилию откуда-то узнал…
– О! – восторженно воскликнула Иришка. – Так это не залетный какой-то, желающий обзавестись девочкой на ночь, а самый настоящий поклонник! Как романтично!
– Второй за сегодня, – призналась я, и, и без того немаленькие глаза Ариэльки заняли пол лица.
– Мамочки! Вот повезло-то! А зачем тебе два, правда, если у тебя подруга есть… Я на любого согласна, не глядя, если тот второй, такой же, как этот…
– Такой же, – хмыкнула я. – Только блондин. И мне, знаешь, это все каким-то подозрительным кажется…
Ариэлька не успела ничего ответить, потому что рядом раздался знакомый голос.
– Вот она где, козочка наша, Белоснежка, благодетельница. Позволь же поблагодарить за то, что от ректората да от ментов отмазала да по наставлению твоего сэнсэя принести самые искренние извинения!
Возле нас стоял Гадаев, а за плечами пятикурсника ожидаемо обретались Попов с Ушловым. Рожи у троих – непонятно, как секьюрити пропустили. Впрочем, если они на мастера Горо нарвались, могу предположить, что сам их к нам отправил, чтобы извинились.
Тон Гадаева не обещал ничего хорошего, его налитые кровью глаза – тем более.
Глава 4
– Позволяю, – буркнула я. – Так что благодарите и проваливайте. Ног целовать не стоит, брезгую.
– Да что ты о себе возомнила, шлюха?! – вскипел Попов, порываясь подойти ближе, но был остановлен мощной, хоть и перевязанной рукой Гадаева.
Я мельком бросила взгляд на Иришку: на лице подруги застыло брезгливое выражение, словно на гадкое насекомое наступила. Я порадовалась про себя, наконец-то Ариэлька истинное лицо «Димасика» узрела. Ради такого не жалко и оскорбление вынести. Хотя это я погорячилась. Разговаривать с собой в таком тоне никому не позволю.
– А тебе, утырок, лучше язык в одном месте держать. Да не у Гадаева, как привык, а поближе, для разнообразия, – мило посоветовала Попову.
Гадаеву пришлось гаркнуть на Попова, чтобы удержать того на месте.
– Ну что ты, Димон, – старательно растягивая губы в улыбке, процедил он. – Нам мастер Горо что сказал? Правильно, перед Белоснежкой-сан извиниться. Мы, как законопослушные граждане и студенты лучшей военной академии страны, извинились? Извинились. Свидетелей выше крыши.
Прежде чем развернуться и уйти, Гадаев отвесил издевательский поклон и процедил:
– В следующий раз я не буду таким добреньким, Белоснежка. Ответишь сполна. Так, что мало не покажется. И ребята мне с удовольствием помогут. Помогут ведь?
– Поможем, –
