будут два соседа… челноки из Хабаровска. Не наши, «узкопленочные», но по-русски балакают… Вот анкета, заполняйте.
И мы пошли дальше под недоуменные взгляды администраторши.
А ведь была когда-то система гостиных дворов, так называемые ханы. Там можно было получить комнату, столоваться, поить и кормить лошадей и двигать дальше. Плата была разнообразной. Можно было рассчитываться русскими монетами и рублями, а также натуральным обменом. Ну, допустим, корзина или ведро яблок или груш на полведра пшеницы. Или вообще любым товаром рассчитаться, который бы пригодился хозяину хана.
– И что, ни одного хана не осталось, Яко?
– Да все посносили, разобрали на дома, остались только части одного Джелялхана, я в нем работаю плотником.
– Как это? С тех пор и еще работает, но ведь более двух сот лет прошло?
– Там все уже перестроено, и в Джелялхане расположена городская психоневрологическая больница. Пойдем к Бахтияру, это главный врач, он много знает.
Нас встретил крупный шестидесятипятилетний татарин с улыбчивым лицом. Он сразу врубился в то, что я хотел узнать, почувствовать, и тут же повел меня в сохранившуюся часть – главный въезд хана. Это было крепкое толстостенное строение из скального камня с высокими потолками. Понятно, что летом в нем было прохладно, а зимой тепло. Он провел меня по деревянному полу двухсотлетней давности, а может и больше, по доскам из дуба и граба, которые были крепки и даже не шатались, только слегка поскрипывали. От коридоров шли комнаты, где раньше живали постояльцы, а сейчас располагались тихие душевнобольные разных возрастов.
– Джелял – это одно из 99 имен Аллаха, каждый такой постоялый дворхан в Крыму носил другое его имя, если хан был татарским, но в основном мы держали ханы в прошлом, – продолжал рассказывать Бахтияр по ходу. – Вот сейчас пойдем в трапезную, где приезжие кормились.
Мы спустились по скошенным ступенькам в подвал. Он оказался большой камерой с высоким, подпертым колоннами потолком, заваленной бочками с солениями, просто сваленной капустой и морковью.
– Ступени стерты катанием бочек, а не временем, – опять улыбнулся Бахтияр и вывел меня наверх.
Пройдя через веранду с резными окнами, мы оказались на улице. Нас окружили больные, такие же улыбчивые, как Бахтияр, и приветствовали нас:
– Во, мужик, лафа, оставайся!
Бахтияр повел меня вместе с Яко к берегу Карасу и объяснил, что здесь, в низине, у воды под акациями и ивами отдыхали лошади, здесь их купали, а затем отводили на ночлег в стойло, опасаясь цыган, норовивших всегда увести одну две.
– Ну хорошо, Карасу, черная вода, черная речка, но почему так назвали, почему именно черная, мистика или?..
– Нет, думаю, что все гораздо проще. Карасу по весне разливается так, что оба берега плывут под водой. Видите черную полосу? Это прошлогодняя отметина. А в дни разлива столько грязи и перегнивших листьев выносит с гор и из-под скал, что вода становится действительно
