оператор, снимавший фашистскую Олимпиаду-34 под началом самой Лени Рифеншталь[16]. Интересно, сколько раз он здоровался с Гитлером за руку? А сколько раз он трепал волосы своих любимых дочерей – старшей Моники и младшенькой Ульрики? Запах этих волос так дурманит тебя, и ты гладишь их рыжий хмель, конечно же, более страстно, вот уже несколько дней и ночей теряя от них голову.
Полно, Альдо, ведь её сестра – Моника. Та самая Моника Артль, которая застрелила в Гамбурге Кинтанилью и участвовала в герилье в Теапонте. Та самая, которая намеревалась привести в исполнение приговор нацисту Барбье и поплатилась за это своей собственной, целомудренной жизнью. Она так и не стала женой своего жениха Чато Передо.
Интересно, как на это отреагировал её папаша, задушевный друг «лионского мясника», как раз немало похлопотавший, чтоб обустроить своему задушевному другу Клаусу Барбье логово в Боливии. Интересно, снимал на камеру Ганс Артль похороны своей дочери? Это могло бы стать очередным шедевром кинодокументалистики…
А ведь герилья в Теапонте пришлась как раз на правление Овандо, того самого, о котором Сентено отзывался хоть с какой-то толикой уважения. Хотя амбиции у господина посла выпячивались явно не посольские. Сквозили во всем – и в словах, и в жестах. Как минимум, Его Владычество Прокуратор Боливии.
А ведь Ульрика там, в Теапонте, была вместе со своей старшей сестрой. Вместе с Чато, младшим из братьев Передо, и Нестором Пасом Саморой. Почему у нее так загорелись глаза, когда ты сказал, что знал Нестора? Догадайся с трех раз, Альдо. Уж не ревнуешь ли ты? На конгрессе левых сил в Рио, в 68-м Нестор Пас Самора представлял радикальное крыло левых католиков. Вспомни, как тебя воодушевили его пламенеющие речи, в которых языки пламени костра революции неразрывно переплелись с огнем аутодафе. В тот день ты впервые после долгого перерыва, зашел в собор Святого Павла и в светотени, знакомой тебе с самого раненого детства, молился, молился, молился и бормотал цитаты молодого католика из речей Че Гевары, и другие, повторенные Нестором слова Всевышнего: «Не мир я вам принес, но меч». Не мир, но меч… Че Гевара…
Да, он сумел тебя воспламенить. Что тогда говорить о сердцах юных экзальтированных девиц, воспитанных в атмосфере махрового немецкого католицизма, неведомо где, но навечно подцепивших бациллу революционного реформаторства?
«Вы любили друг друга?» Этот вопрос так и не слетел с твоего языка, словно ты испугался быть рассеченным надвое обоюдоострым мечом её взгляда. Ты испугался её лезвия и, может быть, зря. Тогда бы ты, наконец, как созревшая тыква, распалась на две половинки. Свет и тьму, добро и зло… Герман и Альдо. Флора и Ульрика…
Ульрика?.. Похоже, это заходит всё дальше. Вот и она… Зачем ему всё рассказала, про отца и сестру? Хотя, может, ты видишь тут значения, смыслы, символы. Дурная привычка несостоявшегося литератора, подрабатывающего литконсультантом.
Для Ульрики, для биографии этой рыжей боливийско-немецкой бестии, этой неистовой католической революционерки,
Лени Рифеншталь (1902–2003) – немецкая актриса и кинорежиссер. Любимица Гитлера. Автор фильмов «Победа веры» и «Триумф воли», ставших апологией нацизма. Во время съемок берлинской Олимпиады-1936 создала фильм «Олимпия», ставший классикой документалистики.
