преувеличенным, но к вечеру я наконец постиг сакральный смысл ритуальных вопросов.
Может показаться, что это первый повод для гордости папаши. Ребёнок крупный – в мир пришёл богатырь. Если антропометрические данные новорождённого средние, значит, здоров и всё прошло идеально, при этом не важно, что он, например, родился обвитым пуповиной и его вытаскивали с того света; это уже излишняя информация, роста и веса достаточно.
Но это не главное. Сознание отца изменено, даже если он ещё трезв как стекло. Весь окружающий мир в один миг стал каким-то другим. Общение с человеком на пике эмоций может напомнить беседу опоздавшего на вечеринку с давно уже разогнавшимися гостями. Эта короткая фраза о килограммах и сантиметрах, как до краёв наполненная самая большая в доме штрафная рюмка, призвана склеить разговор, привести новую реальность отца и обычную жизнь другого человека к общему знаменателю. Теперь все на одной волне.
Мой очередной собеседник явно растерялся – что сказать после «привет» и «поздравляю»? И тогда впервые за день я сам, не дожидаясь вопроса, как пароль, назвал рост и вес, это помогло продлить разговор парой вымученных реплик. Звонок моего отца длился двадцать секунд.
Он заснул.
Экономя каждую секунду, молниеносно принимаю душ, чищу зубы, бреюсь, раскладываю одежду, которая скоро понадобится, иду спать.
Падаю на кровать, и единственное, что понимаю отчётливо, теряясь моментально в пространстве и времени, – этот крик меня скоро настигнет. Успею поспать час с копейками. Если повезёт – полтора, пока это рекорд. Но, скорее всего, минут пятьдесят, прежде чем с ужасом подпрыгну от детского вопля. Он вселяет в меня страх, когда вырывает из сна. Хотя и наяву мне тоже становится не по себе. В этом звуке соединяются гнев, безнадёга и страдание…
Единственное, что страшнее этого рёва, – секунда, когда с ним смешивается второй, женский… Слева надрывается сын, а справа с небольшим опозданием раздаётся рычание жены. «Убери его отсюда немедленно».
Я перепробовал всё, чтобы продлить сон малютки. Укладывал его между нами. Ставил кроватку в другую комнату. Носил на руках по квартире. Включал тихо лёгкую музыку. Проветривал долго комнату. Нет, сдвинуть его кроватку с нашей, лежать рядом, отделившись деревянными рейками, – это единственный способ дать ему немного покемарить в горизонтальном положении. И мне тоже. Когда-то я предпочитал не ложиться, чтобы не просыпаться в панике от этого страшного плача, а сразу реагировать, но быстро понял: если не буду цепляться за любую возможность поспать, долго не протяну.
Он снова завыл. Я проснулся. Отсчёт пошёл. Есть пять минут, чтобы перенести его и собраться. Если не успею, как по секундомеру, в дальнюю комнату вбежит взлохмаченная жена и заорёт. Ребёнок всё равно не успокоится. А из неё вместе с криком уйдут последние силы. В отчаянии её будет трясти, потом долгие слёзы. С трудом успокоится, но всю ночь будет просыпаться и утром
