выглядывали сквозь летящие облака, напоминающие огромные вздувшиеся паруса.
– Всякий раз, глядя на наше небо, я не устаю удивляться: какие цвета, тона и полутона! – с восторгом сказал Ян. – Посмотрите, вон там облака тёмно-сиреневые и иссиня-чёрные, а следом наплывают бордово-красные с жёлтыми и зеленоватыми полосами…
– Правда! Я тоже порой не могу оторвать глаз от такого неба, но чаще оно у нас бывает серым, как некрашеный лён.
– А вы попробуйте присмотреться к нему даже тогда – и увидите то, что не могли разглядеть раньше. Это так увлекательно! Есть вещи, которые увидишь не сразу.
– Постараюсь присмотреться, но неужели я ещё что-то увижу?
– Непременно.
– Многие называют наше небо скучным и бесцветным…
– А для меня оно всегда волнующее и загадочное. Я мечтаю написать вид Дельфта так, чтобы небо занимало большую часть полотна, и показать, как облака плывут после дождя – неторопливые, величавые, а силуэт города будет виден издалека, как нечто прекрасное… Полотно я хочу поделить на четыре части: набережная, река, постройки и огромное небо. Не знаю, удастся ли мне отразить на холсте всё очарование нашего города и наше небо таким, как я его вижу… Пока это только планы. Я не люблю спешить в таких вещах, замысел должен созреть.
Катарина, выслушав Яна, лукаво спросила:
– Надеюсь, я буду первой, кто увидит картину?
– Конечно. Дело лишь за малым – осталось её написать, – шутливо ответил художник.
Внизу, словно старинное серебро, темнея, поблёскивала вода. Ян, указывая на лёгкие серо-оливковые волны, сказал:
– Посмотрите, Катарина, в воде, как в таинственном зеркале, отражаются облака, тени пролетающих птиц, свет далёких звёзд… А ветер, словно художник, пишет свою картину. Об этом можно сочинить сказку.
– Как это красиво, – прошептала девушка.
– Всё благодаря вам. Вы вдохновляете меня.
Глаза Катарины были совсем близко, эти ярко сияющие в сумерках глаза. Взгляд Яна растворился в них. Молодой человек обнял девушку и нежно коснулся губами её губ. Сердце его на секунду замерло, затем заколотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди.
– Вы согласны стать моей женой? – тихо спросил он.
– Согласна, – ответила Катарина, и счастливые слёзы, крупные, как у ребёнка, покатились по её щекам. – Теперь нужно только согласие матушки.
Этот вечер навсегда остался в памяти художника, в глубине его души.
Вот и сейчас, по дороге в дом Марии Тинс, он вспомнил во всех подробностях те незабываемые часы.
Вермеер пришёл в ту часть города, где жили католики, и остановился у входа в большой двухэтажный дом с мезонином. Постояв несколько минут, чтобы унять волнение, он постучал серебряным молоточком в дверь. Ему открыла Мария. Ян поклонился ей.
На женщине было дорогое тёмное платье со строгим белым воротником, седые
