ребятишки. Один мотнул ногой, запустив соскользнувший тапок в грязь и свиньи тотчас набросились на обувь. Мальчик заорал на семейство пяточковых, но те были слишком заняты – хрюкали на тапочек. Его друг хохотал, откинулся назад слишком сильно и грохнулся в грязь. Через пять секунд оба ревели.
– Это нам на руку, – оценил Леонид Семёнович, выглядывая из-за забора.
– С чего вдруг? – спросил я, выдергивая репьи из крыла.
– Учёный услышит крик и будет точно не здесь. Одним местом меньше.
Прибежала хохочущая женщина (наверное, мама) вместе с пьяными подругами. Кстати, на территории паствы алкоголь тоже находился под запретом.
Мы вышли к жилой зоне.
Про порядок расположения построек тут никто не вспоминал. После появления меня люди массово съезжались в деревню, отрывая клочки земли. Дома строились наспех и заблудиться среди их хаотичного порядка было проще простого.
Как-то мне рассказывали про двух соседок Алину и Полину. Две похожие женщины, у каждой по ребёнку и лопате. Так вышло, что в первый год ажиотажа они приехали одними из последних и на двоих им достался один участок на шесть гектаров. Вначале они решили жить там большой семьёй (что странно сочеталось с понятиями современного христианства), но их дети подрались из-за того, что один был приемным чёрным, а второй – расистом. Их матери обсуждали проблемы на огороде с лопатами и в последствии ими же помахались.
Штыковая напоминала шпагу и идеально подходила для уколов на чем специализировалась мама негритенка (умела задеть метким словом), но совковой можно было хорошенько переебать, на чем специализировалась мать расиста (всегда била его, когда… Просто всегда). Развязалась кровавая битва, в ходе которой почва пропиталась кровью (что неудивительно, учитывая название), а ровные грядки истребили интенсивно дергающиеся ступни в сланцах.
После пятого пореза и третьего выбитого зуба, собравшиеся соседи организовали ставки со свёклой и то и дело подбрасывали им палки с камнями. Конфликт разрулил пришедший батюшка и приказал им вырыть ров (любил он рвы), тем самым поделив территорию. Война не прекратилась, а лишь перешла из ближнего боя в дальний. Дети перестреливались камнями, а мамы оскорбляли друг друга всеми словами на языке, который ещё не придумали до конца, а когда придумали – запретили.
Учёного нигде не было. Мы блуждали между бревенчатыми домиками, убегая от рычащих собак и метких детей с рогатками. На удивление почти никто не обращал на меня внимания. Я даже специально встал на бочку, как бы оглядывая окрестности и как бы случайной раскрыл крылья. Среди гуляющих мимо в проулке между домами остановился мужик, ведущий за собой корову. Он посмотрел на меня, переложил языком колосок из левого уголка рта в правый и ушёл.
Леонид Семёнович заглядывал под каждый камень, выискивая следы Учёного. Вот только как они должны были выглядеть, я смутно себе представлял. На ум приходили колбочки или заточки, но нам попадались только
