количеством языковых единиц для выражения безграничного множества мыслей за счет различных комбинаций этих единиц.
Сущность же речи состоит в функционировании указанных средств языка, иначе говоря, в реализации их отношений к фактам мышления. Факт мышления понимается нами как некий идеальный конструкт, «слепок» с предмета действительности, лишенный всякой чувственности. В процессе речи «вызываются» соответствующие факты мышления, отграничиваются от других или, наоборот, соединяются с ними.
Для понимания истинного соотношения мышления и речи следует ввести разграничение собственно мышления и мыслительного процесса. К собственно мышлению относятся фиксированные мысли, т. е. отдельные отражения предметов и явлений действительности, их признаков, связей и отношений, закрепленные в человеческом сознании и воссоздаваемые каждый раз заново как нечто целое (простые понятия – концепты). Собственно мышление реализуется только через множество мыслительных процессов, ибо любое общее существует только через единичное. Мыслительный процесс – это конкретная мыслительная деятельность, т. е. оперирование словесно оформленными мыслями, сам процесс их соединения, разъединения и взаимозамещения, проводимый по существующим образцам и в соответствии с определенными закономерностями. Мыслительный процесс индивидуума осуществляется посредством внутренней речи.
Сложность изучения внутренней речи проявляется, прежде всего, в том, что само исходное понятие до сих пор не имеет однозначного определения.
Так, А. А. Леонтьев считает, что внутренняя речь есть речевое действие, перенесенное вовнутрь, т. е. производимое в свернутой, редуцированной форме [96]. А. Н. Соколов называет внутреннюю речь психологической трансформацией внешней речи, ее внутренней проекцией [133]. Л. С. Выготский называет ее внешней речью за вычетом звукового выражения [51]. И. В. Страхов развивает эту мысль, полагая, что внутренняя речь есть именно какая-либо форма произнесения слов от молчаливого, беззвучного до громкого, слышимого даже другим человеком [137]. П. Я. Гальперин оспаривает эту точку зрения, полагая, что внутренней речью в собственном смысле слова может и должен называться тот скрытый речевой процесс, который ни самонаблюдением, ни регистрацией речедвигательных органов уже не открывается. Эта собственно внутренняя речь характеризуется не фрагментарностью и внешней непонятностью, а новым внутренним строением [54]. Подобную мысль высказывает и Ф. Кайнц, который считает внутреннюю речь речью воображаемой, представляемой, несводимой к активности речедвигательного аппарата, к скрытым или явным артикуляциям [185]. Т. Н. Ушакова частично соглашается с ним в том плане, что внутренняя речь есть психофизиологический процесс, который характеризуется отсутствием выраженных речевых проявлений (внешней речи). Но при этом неотъемлемой чертой внутренней речи является активизация речевых механизмов, хоть и протекающая
