.

      – Взрослые? – я рассмеялся. – Стройные. Красивые. Стильные, – подражая ей, я тоже откинулся назад. – Успешные женщины в красивой одежде. Женщины, которые вкусно пахнут и умеют вести себя как леди.

      – Ого!

      Видно, что она удивлена.

      – Значит, тебе нравятся женщины постарше?

      – Я бы сказал, поопытнее?

      – Я думала, тебе нравятся деньги.

      – Деньги мне тоже нравятся.

      Элеонор рассмеялась, но фальшиво. Ей хочется верить, что дело не только в деньгах. Знала бы она, что дело вообще не в деньгах. Я продолжил развивать свою легенду:

      – Мне всегда нравились мамины подруги: элегантные, добрые. Не такие как девчонки в школе.

      – А что девчонки?

      – Они такие крикливые, с самомнением до небес, – я поморщился, мадам взглянула на меня с пониманием.

      – Ты наблюдал за ними?

      – За девчонками?

      – Нет. За мамиными подругами?

      Я кивнул. И сразу пожалел, что Джоанна не покрыла меня толстым непробиваемым слоем грима. Мадам Свифт испытующе и с любопытством сверлила меня взглядом. И в таких условиях я должен врать. Взрослые женщины? Ну нахрен. Только по работе. Мнусь, краснею и пытаюсь сообразить, насколько нелепо звучит мой рассказ.

      – Мама застукала меня со своей подругой, Ребеккой. Она и раньше подозревала… Только не меня, а моего отца. А когда она увидела меня со своей подругой вместе…

      – И чем вы занимались?

      – С кем?

      – С Ребеккой. Чем вы занимались? – Элеонор опять подвинулась ко мне поближе.

      – Мы, ничем особенным… мы просто… – откуда эта паника? Мадам ведь даже казалась мне привлекательной. Ну немного старовата. Для моих шестнадцати лет любая женщина за тридцать будет старовата. А этой ведь почти сорок? Элеонор провела пальцами по моему лицу и остановилась на губах.

      – Может, тогда ты просто покажешь мне?

      Шлюха

      Лейла. Я всегда старался защитить её. Она для меня – особенная. Как будто она на самом деле существует отдельно от меня. В своём теле и со своим умом. Красивая, хрупкая, непостижимая. Думаю, когда я создавал Лейлу, я придумал для себя идеальную девушку. В тот момент, когда Алекс назвал меня младшим братом Лейлы, поначалу я не понял, что почувствовал. Немногим позже, когда я бежал вдоль улицы к метро, опаздывая на работу, до меня вдруг дошло: мне было приятно. Приятно, что меня можно посчитать за брата Лейлы. Эта роль мне понравилась. Остаток пути я улыбался как придурок.

      Сейчас, когда я лежу обнажённый в объятиях взрослой женщины, на этой огромной постели, упакованной в белый шелк, я думаю о Лейле. Как она сейчас? Удобно ли ей в сумке-саквояже лежать у меня под столом в виде пары чулок, косметички и иссиня-черного мягкого парика?