закрепощения и неурядицы – это невыносимо.
Меня манит даль. Меня зовёт счастье. Меня зовёт необъятность, бесконечное пространство, а тут – железная клетка… Держава, и я в ней зверь, подданный.
Я – личность. Кто смеет мне приказывать, повелевать?
– Я ухожу.
И стал я собираться в путь-дорогу.
– Пойду искать страну воли и свободы.
Что взять с собою?
Возьму с собою стремление. Единственный верный друг мой. С ним я не расстанусь.
Больше ничего не возьму. Я пойду налегке, чтобы легче было уйти и легче было прийти…
Я всё забуду. Забуду зло, забуду все дикие безобразные привычки, права и обязанности, царящие в стране безобразия и власти.
Возьму с собой забвение.
Я сжёг все книжки, которые лежали у меня на столе и которые находились в моей голове.
Я сжёг. И как я радовался огненным, беспощадным языкам…
Груда книг стала кучей пепла. Я дунул в пепел ветром сомнения, и пепел унёсся, рассеялся во все четыре стороны.
Я ухожу.
Проклятие тебе, страна кабалы, рабства, произвола, угнетения.
Проклятие тебе, страна беззакония, власти, тюрем, парламентов, царей, президентов.
Проклятие тебе, страна лжи и обмана, ограниченности ума и узости сердца.
Проклятие тебе, страна веры-безверия, знания-невежества, традиции, шаблона, рутины.
II. Рабочий
Я в пути. Иду горами, иду долами, иду полями, иду лесами.
Издали чернеет точка.
Я приближаюсь.
– Будто человек.
Боже, как он медленно плетётся, еле передвигая ноги.
Исхудалый, измученный, впалая грудь, мозолистые руки. Видно, рабочий.
На нём три огромных мешка. В одном лежат 5 миллионов избирательных голосов, а в другом – много книг, книжек, программ, резолюций, уставов.
В третьем – партии, центральные комитеты, исполнительные комитеты, районные комитеты, лидеры, главари, представители.
Он идёт, согнувшись в три погибели.
Я поравнялся с ним.
– Кто ты?
– Не знаю. Посмотрю в книжку, в программу. Или спрошу у комитетчика, что ездит у меня на спине, в мешке.
Я смеялся над ним.
Он обиделся и, желая поставить меня в неловкое положение, сказал:
– А ты кто?
Я, не смущаясь, ответил:
– Что за вопрос? Я – я.
Он растерялся. Видя его растерянность, я ему сказал:
– Ты, судя по твоим мозолистым рукам, рабочий. Не так ли?
– Да, я – рабочий. Я совсем было забыл… Лидеры зовут нас по-иному: меньшевик, большевик, социал-революционер и ещё уйма кличек и названий, так что я совсем запамятовал, что я рабочий и есмь. Спасибо, что напомнил, – добавил он скороговоркой.
– Откуда бредёшь?
– Я иду из страны капитала. Меня присудили там злые люди к вечным каторжным работам. Меня, мою жену и моих детей.
– За что?
– Ни за что. Говорят, за то, что мои предки не умели воровать, обвешивать, обмеривать, торговать. А в стране капитала, кто не умеет воровать, тот считается преступником.
– Куда идёшь?
– В страну счастья.
– И я туда иду. Идём вместе. Вместе веселей будет.
– Идём.
Мы пробовали идти вместе, но я не мог ходить с ним. Он так медленно двигался.
– Почему ты так тихо идёшь? Нельзя ли пошибче?
– Видишь, мои лидеры мне говорили, что в страну счастья надо идти медленно, тихохонько, шаг за шажком.
– Они врут. Смотри, как я шагаю. Следуй за мной!
Он делает усилие держать один шаг со мною, но не может. Слишком тяжела ноша, которую он тащит на спине.
– Не могу. Тяжело. Я совсем уморился. Тяжело дышать.
– Брось эти мешки. С плеч вон!
– Жалко.
– Чего тебе жалко? Они тебе только мешают.
Он стряхнул плечами. И первый мешок с «голосами» упал, и рассыпались «голоса».
– Боже,
