как бы унимая его смертную дрожь, но потом сердце барана перестало выбрызгивать струйки крови, мужчина выпрямился, развязал барану путы на ногах, потом в два счета снял с него шкуру, вынул внутренности, отрезал голову, голяшки ног и подвесил освежеванную тушу на крюк.
– Что это было, Азер? – спросил я, когда мы тронулись обратно.
– Это был правильный баран, правильно зарезанный мусульманином. Чистая пища, «халал».
– Что?
– Исполненный обет, услышанная молитва – не остаются без ритуальной трапезы.
– Нет, я вообще не о том. Ты видел, как я вел себя в этом пире?
– Ну да.
– Почему у меня ощущение, что я обходил два разные надгробия: одно было из известняка, цельное, белое, второе – цветное, с дырками, куда я просовывал пальцы?
– Так и было: сначала в пире Хасан, а потом в этом, втором… Там какая-то святая лежит, сейидка 26. Ты там пальцы-то и просовывал…
– Пальцы помню… Не помню, как переходил из пира в пир. Там женщина была – другая, да? В синем платке? Молодая?
– Что, понравилась? – рассмеялся Азер.
– Да я не про то…
– Про то, про то, – опять усмехнулся Азер.
V. ЭМИЛЬ
С Эмилем мы встретились недалеко от гостинцы, на бульваре под Флагом. Я прождал лишние пять или семь минут, влажное полотнище флага грохотало над моей головой, ветер дул одновременно со всех сторон, и я подумал, что это бакинское тепло ранней весны – оно обманчиво и коварно, я не переставал чувствовать себя простуженным, а завтра предстояло ехать далеко за город – на Гобустан. А потом он появился, и я сразу угадал его – высокий, лет тридцати пяти, правильные, почти неестественно тонкие черты лица, черные, проницательные, ясные глаза, волосы, явственно более длинные, чем предписано местной негласной традицией, приятный негромкий голос…
Мы познакомились. Я объяснил, что меня интересует Гобустан – ведь он наверняка не раз бывал там.
– Съемку по Гобустану можно посмотреть в редакции, – согласился Эмиль. – Но я предлагаю сначала совершить небольшую экскурсию по Старому городу. Вы там уже были?
– Вчера ночью немного погулял, но с удовольствием…
Мы отлично прошлись. Ичери Шехер жил обычной жизнью туристического центра. Но Эмиль, не обращая внимания на ковровые магазины и лавки торговцев антиквариатом, показал мне свой город с пристрастием коренного бакинца. Наибольшее впечатление на меня произвел дворец ширваншахов – правителей средневекового государства Ширван, в 1501 году павшего под ударами неотвратимого шаха Исмаила Сефеви 27. Дворец представлял собой небольшой, но очень крепко связанный архитектурный комплекс из светло-желтого известняка. Выстроенный в два этажа, он не казался особенно роскошным. Правда, покрытые
Сейиды – потомки (в наше время уже – отдаленные) пророка Мухаммада по линии его дочери Фатимы и его двоюродного брата и зятя имама Али. Почитаются мусульманами-шиитами.
Шах Исмаил (1487–1524) – шах Ирана. По материнской линии праправнук Кало Иоанна Комнина, последнего христианского правителя Трапезунда. Восстановил целостность и независимость Ирана через девятьсот лет после сокрушения персидской империи Сасанидов воинами ислама – арабами.
