в голове, и только утешало то, что рядом будет Трошин, который для него служил примером храбрости.
– Не спится, Ваня? – сзади стоял Трошин. Илья Михайлович был высокого роста, с русыми волосами и ярко-голубыми глазами. С плеч его свисал белый тулуп, а в руках он держал черно-белую фотографию.
– Заснешь здесь, – ответил Иван.
– А ну двигайся, посижу с тобой, – подвинув Ивана к середине бревна, Трошин протянул фотографию.
На фотографии был сам Трошин, женщина и молодой человек.
– Мои, Вань! Мама и братишка Костик. Так вот, Вань, нет их уже. Расстреляли их фашисты под Брестом, всю деревню, суки, сожгли, – на эмоциях сказал Трошин, сжимая от злости кулаки.
– Нет у меня больше никого, один я остался. Отчим еще до войны умер, дед в Первую мировую погиб, бабушка тоже не дожила. Где-то есть дядька, брат мамкин, но я его никогда не видел. Поэтому, Ваня, пока я жив, буду давить эту гадину, – продолжая сжимать кулаки, выговорился Трошин.
Иван смотрел на фотографию, а сказать нечего было. Он отдал ее Трошину и нашелся:
– Вместе, Илья Михайлович, гадину бить будем.
Трошин взял фотографию и засунул в карман гимнастерки.
– Я, когда тебя увидел, ты мне братишку напомнил, вы же одного возраста. Он тоже такого же роста и темненький, как ты. Не похож на меня был. Сегодня моему Костику исполнилось бы семнадцать. Всегда говорил – вырасту, стану ветеринаром. Бывало, сядет в сарае с гусями, курами и разговаривает с ними, а они как будто слушают его. Больше всех любил лошадей, мог часами вокруг них крутиться… что-то я разговорился, – сказал Трошин, достал папиросу и прикурил.
– Мы с братом тоже совсем разные, – сказал Иван. – Я больше бате помогал, люблю с железками копаться, построить чего-нибудь, а Санька по дому. Есть у него, Илья Михайлович, одна страсть – любит рисовать. Уйдет за реку на полдня, сидит и пялится на деревья и рисует что-то себе.
Трошин засмеялся:
– Пишет, Ваня! Картины пишут, а не рисуют. Выгоним немца, возьму тебя с собой в Ленинград, приучать к искусству буду. Был в Ленинграде?
– Да какой там! Один раз в Москве бывал с матушкой, и всё. В Ленинграде красиво? – спросил Иван.
– Не то слово, Ваня. Очень красиво, но прохладно. Обложили немцы Ленинград, в кольцо взяли, – с горестью сказал Трошин.
– Так и до Москвы доберутся, – вздохнул Иван.
– Ты прекрати мне это, погоним немца, товарищ Сталин сказал, – Трошин встал, отошел от костра и негромко произнес сам себе:
– «Сталин сказал»! Бойцов и техники не хватает, а они там, в Кремле, только и делают заявления.
– Что, товарищ командир, – не расслышал? – крикнул Иван.
– Ничего, Иван, мысли вслух, через час у меня, да рыжего найди, – бросив папиросу, Трошин удалился к себе в землянку.
Минут пятнадцать Иван ходил по лагерю, искал Матвейку. Проходя мимо бойцов, которые занимались чисткой винтовок, спросил:
– Мужики, Матвейку
