начал было вопросительно вскидывать брови, но, не успели они пройти половину дистанции, суть вопроса до него дошла.
– А! Я понял. В половину второго или чуть раньше я позвонил Генриху, но он не ответил. Это не показалось мне особо подозрительным, мало ли… он мог как раз срезать цветок, например. Но когда он не ответил и на повторный вызов минут через десять, я решил навестить его в оранжерее. Нет, мне тогда в голову не приходило, что могло случиться такое. Скорее, я полагал, что Генрих, возможно, заснул, хотя раньше с ним такого не случалось. Я зашел в оранжерею и… – Тодоров красивым жестом развел руки в сторону.
Я подпер подбородок кулаком и задумался. Все это вполне могло быть правдой. А могло и не быть.
– Вы понимаете, что алиби у вас таким образом нет? – спросил я.
– Увы, лейтенант, – Тодоров снова развел руками.
– А что насчет остальных? – я обвел глазами гостиную. – Прошу вас, предоставьте мне прочное алиби, я заберу господина Тодорова и оставлю вас с вашими мраморными розоидами. Скажите, чем вы были заняты после ланча и до времени обнаружения тела? Начнем с вас, пожалуй, – я выразительно посмотрел на парочку садовников, держащихся несколько отстраненно. Звали их Шимон Лешчак и Корнелиус Мэйнард, и после знакомства они пока не проронили ни слова.
Как опытный массовик-затейник я решил вовлечь их в нашу дружную компанию.
Лешчак, тщедушный плюгавый тип с нервными руками, повел плечами.
– Я был на ланче тоже, так. Ушел через несколько минут после Генриха, у меня сегодня смена в желтой оранжерее. Потом я не покидал ее до того самого момента, как Пламен рассказал всем о трагедии. Так.
– К вам в оранжерею заходил кто-нибудь?
– Так, – Лешчак кивнул. – Кори заходил минут в двадцать первого. Мы поговорили немного.
– Немного – это сколько? – спросил я.
– Точно не скажу, но, думаю, минут пятнадцать, так? – он вопросительно глянул на Мэйнарда. Дождался утвердительного кивка и закончил. Потом Кори ушел, и я был один.
– То есть, полноценного алиби у вас тоже нет?
– Меня это тоже огорчает, как и вас, пан лейтенант.
Меня он почему-то раздражал даже сильнее, чем Тодоров. Хорошо, что у него нет алиби. Я обратил свой взор на Мэйнарда. Был он, несомненно, самым молодым из всего честного общества садовников астероида – едва за двадцать. Впрочем, что касается внешности, молодость, пожалуй, была единственным его достоинством. Вялый подбородок, робкий взгляд, покатые плечи, волосы не то, чтобы грязные, но какие-то тусклые, неопрятные. Из подобных типов неплохие маньяки получаются.
В дверь моего сознания деликатно постучалась критичность мышления и с легкой укоризной предположила, что, возможно, я не вполне объективен к окружающим по причине плохого настроения и самочувствия.
– Вы, Мэйнард?.. – резко бросил я, не собираясь распахивать свое сознание перед чем бы то ни было. Критичность мышления пожала плечами и тихо удалилась.
– К ланчу я пришел позже всех – отсыпался после дежурства, – начал он. – К слову, Генриха уже не было. И уходил я позже всех,
