многом повторяло первое, поскольку юным (независимо от возраста) считали того, кто «не дорожит ни жизнью своей, ни добром, кто расточительствует в честь гостя и делает дорогие подарки, кто всегда готов сражаться на поле брани, в поединках, на турнирах. Будет юн тот, кому нравится ухаживать за дамами… Пусть не завидует он богатству старости, ибо с богатством юности он сможет достичь, чего пожелает» (Бертран де Борн, конец XII века).
Считалось, что при дворе хорошего сеньора должна царить радость. Он не мог заслужить похвалы, если под сводами его замка не звучали музыка, пение, смех и одобрительные возгласы, поощряющие словесные поединки между трубадурами, их слушателями и соперниками. Любому из придворных, невзирая на пол и возраст, разрешалось вступить с поэтом в словесную баталию, вызвав тем уважение к себе и обществу, к которому он относился. Для того чтобы завоевать славу искусного певца, трубадуры бросали вызов, складывая тенсоны (от франц. tensos – «диспут на заданную тему») или предлагая партимен (франц. partimen – «спор с заданными позициями участников»).
Куртуазный треугольник: трубадур, прекрасная дама и щедрый господин
Во времена трубадуров летняя жизнь в замке проходила в чередовании воинских походов и праздников. И то и другое сопровождалось отношениями, которые тогда называли куртуазной любовью (франц. fin,amor). Имея мало общего с любовью в привычном понимании этого слова, это чувство не покушалось на супружескую мораль и не требовало плотской верности. Оно скорее напоминало службу, где роль сеньора играла прекрасная дама, а ее вассалом был трубадур или рыцарь, зачастую владевший пером не хуже, чем мечом. Объектом куртуазного поклонения чаще всего служила знатная замужняя женщина:
Она добра и дух ее высок,
Я не видал прекраснее созданья,
И прочих донн блистательный кружок
С ней выдержать не в силах состязанья.
Она умна не меньше, чем пригожа,
Но не поймет меня по вздохам все же…
Изредка чести быть возлюбленной поэта удостаивались и простолюдинки, хотя в этом случае ими были скромные юные девы, а не те, которые жестоко высмеивались в тех же куртуазных стихах:
Претит мне долгая настройка виол
И краткая попойка, и шлюхи одряхлевшей стойка…
Претит мне средь зимы деревней плестись
Коль нет приюта в ней,
И лечь в постель с вонючкой древней,
Чтоб в нос всю ночь несло харчевней;
Претит, и даже мысль мерзка,
Ждать ночью мойщицу горшка;
И, видя в лапах мужика красотку,
К ней исподтишка взывать
И тщетно ждать кивка.
Куртуазная любовь не требовала взаимности, в лучших своих проявлениях она была добродетельной, но поэты часто жаловались на холодность своих прекрасных дам. Главным для рыцаря-трубадура было просто любить хотя бы затем, чтобы перенестись на более высокую ступень,
