его со всем, что было выше его» [6; 234]. Поэтому он «служит в двух местах» и занимается адвокатской практикой.
Эгоизм, жадность, тщеславие и жажда власти, образующие содержание западной идеи, вошли в противоречие с пусть несовершенными, но всё же чистыми чертами русской идеи в Разумихине и Раскольникове. Русская молодёжь категорически отвергает путь Лужина и готова бороться с попытками навязать ей этот путь силой. Эту мысль Достоевский особо подчёркивает именем Лужина – «Пётр Петрович»[78] («каменный камень») – нечто тяжёлое, неподвижное, неживое – могильная плита, уготованная России Западом. Но победить он никогда не сможет, ибо он – «лужин» – нечто случайное, временное, всегда мелкое и часто грязное.
Аркадия Ивановича Свидригайлова сближает с Раскольниковым «даром полученная над собой сила», позволяющая жить, не слишком считаясь с Божьим и человеческим законом. Однако кроме этой силы в нем нет «ни энтузиазма, ни идеала, ему не дано направления» [7; 164], потому что он уже давно ни во что не верит. В «Дневнике писателя» за 1876 год Достоевский писал: «Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна и именно – идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные «высшие» идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из нее одной вытекают» [24; 48]. Свидригайлов не верит в бессмертие, чувствует приближающуюся гибель и пытается удержаться в жизни, найдя спасение в ком-нибудь из окружающих – в Раскольникове или в Дуне. Однако к его приезду Раскольников уже разуверился в своей «теории» и сам нуждается в идеале, а Дуню отталкивают злодейства, совершённые Свидригайловым прежде: ««Так не любишь?» – тихо спросил он. Дуня отрицательно повела головой. «И… не можешь?… Никогда?» – с отчаянием прошептал он. «Никогда!»– прошептала Дуня <…>. Странная улыбка искривила его лицо, жалкая, печальная, слабая улыбка, улыбка отчаянья» [6; 382–383]. Свидригайлов совершенно утратил веру во что-либо, даже в самого себя, его душа уже умерла, и потому возрождение для него невозможно. Достоевский указывает на это описанием облика Свидригайлова, подчёркивая, что вместо лица у него – лишь маска лица живого человека [6; 357].
В образной системе романа Свидригайлов занимает место между Раскольниковым и персонажами – выразителями русской идеи, с которыми его отчасти сближают запоздалое стремление к добру и полусознательная любовь к России: «За границу я прежде ездил, и всегда мне тошно бывало. Не то чтоб, а вот заря занимается, залив Неаполитанский, море, смотришь, и как-то грустно». Однако любовь эта – ущербная и извращённая, потому что она связана не с готовностью пожертвовать собой ради Отечества, а лишь со сладострастным эгоизмом: «Всего противнее, что ведь действительно о чём-то грустишь! Нет, на родине лучше: тут, по крайней мере, во всём других винишь, а себя оправдываешь» [6; 218].
Первоначально образ Лебезятникова задумывался Достоевским
От
