а Ромуальд Львович, попросту не закрывал рта. В жизни Чернухи попадались болтуны. Но они, упиваясь собственным многословием, не только не ждали от собеседника участия, но и были очень недовольны, если кто-либо пытался вставить слово. Давидович, как назло, являл тому полную противоположность. Он требовал ответа на любое замечание. Очень обижался, если не получал определенных аргументов на свои сентенции, и желал активного и заинтересованного общения…
Чернуха страдал. Но мягкий характер не позволял ему вести себя грубо. Как никак, Давидович делил с ним не санаторную палату. Да и повод для ареста соседа внушал уважение. Человек страдает за гордость, В национальном вопросе Чернуха разбирался слабо и, будучи исконно русским, не мог взять в толк, чем негодяй еврей хуже русского подлеца и наоборот…
Николай Васильевич вздохнул с облегчением, когда старик часовой потребовал его на выход. Что бы с ним не сделали, а от Давидовича он немного отдохнет…
Бензином в стране давно не пахло, поэтому охранник посадил Чернуху в закрытый возок с надписью «Вторсырье». Железная дверца возка закрылась снаружи на засов, и извозчик, в форме солдата внутренних войск, с трудом тронул с места брюхатого рыжего мерина. Конвоир проводил их за ворота Лефортовской тюрьмы.
Чернуха сидел на деревянной скамейке возка, крепко вцепившись в край доски. Было почти темно. Свет тонкой линией резал рваную железную обшивку. Николаю Васильевичу казалось, что он плывет по мелкой реке с каменистым дном. Возок, как лодка цеплялся за рваные края асфальта, кое-где еще сохранившегося на Яузской набережной. Мерин тянул медленно, поэтому тряской физическое действие, происходившее с заключенным, назвать было трудно. Зачем и куда его везли, Чернуха не знал. Смертной казни Николай Васильевич не боялся, И не потому, что официально ее отменили… Инженер не был столь наивен, чтобы усомниться, что у власть держащих нашелся бы способ избавиться от него окончательно. Но тогда и его тайна уйдет вместе с ним навсегда. А этого они не допустят…
Мерин свернул на улицу Сергия Радонежского (бывшую Авиамоторную). Ямы стали более мелкими и частыми. Возок подрагивал и скрипел. Через некоторое время Чернуха услышал властное «ТПРУ-У-У!» Он не видел причины остановки и удивился, что так быстро доехали. Вокруг шумели. Николай Васильевич приник глазом к щелке в обшивке, пытаясь разглядеть, где он. Но ничего, кроме голов, не увидел. Инженер не получал газет и не знал, что в этом месте города уже три недели, торчит неопознанный летающий объект. Машина, видимо, испортилась и не могла взлететь. Рядом торчал и пилот, трехметровый болван с маленькой головкой и сросшимися глазными щелками. Возле аппарата и пилота всегда галдели зеваки. Правительство приставило к аппарату сторожа с берданкой, и народ знал, что бердан заряжен. Кроме того, не было известно, что предпримет трехметровый болван, если попытаться заглянуть в машину или оторвать кусочек обшивки.
Постепенно к пришельцу привыкли.
